–Карина не знает, что мертва. Но сейчас ей мы это сказали, может быть и сама сообразит, и уйдёт в покой. Но что за тень? Почему он нас выпустил, а?
Я молчала. Меня трясло, я стучала зубами.
–Итого, за…– Филипп потянул рукав куртки вверх, чтобы глянуть на часы. – Софа, а ты знаешь что? сколько, по-твоему, мы пробыли там?
–Заткнись! – меня трясло. Знобило. Кажется, я заболеваю.
–И всё же?
–Ну минут сорок? Час? – я поняла, что он не отвяжется и поспешила ответить.
–И по моим ощущениям тоже, – согласился он. – Но часы говорят, что сейчас почти два часа. Мы были здесь около десяти, даже если мы вошли в одиннадцатом часу…
Я перестала трястись. Ещё знобило, но слова, произнесённые Филиппом, были хуже.
–То есть как? Хочешь сказать, временная аномалия? Искажение времени?
–Хочу сказать, что мы либо оба потеряли связь с реальностью, либо… не обратила внимание, часы в квартире стоят?
–Не знаю, – я сунула замерзшие руки в карманы. Теплее не стало, но что я ещё могла сделать? – Знаю, что это редкое явление. С момента основания нашей кафедры временную утрату наблюдали в Сухановке, на Лубянке и в одном из лагерей. Всё в пределах десятки годиков. Это редкость, говорящая о превосходящей силе субстанции. В первый раз это был выброс энергии расщепления сразу же сотни призраков, во второй и в третий причины не были установлены.
–Не докажешь! – с досадой отозвался Филипп. – А дрожь по стенам?
–Похоже на полтергейста.
–Похоже-то…– рассуждал Филипп, но рассуждения его никуда не вели. Он обернулся ко мне, желая что-то добавить, и вдруг помрачнел: – разве ты была не с шарфом?
Я машинально схватилась за горло. Я всегда повязываю шарфы и платки поверх одежды, и Филипп, надо отдать ему должное, заметил. А я, дура, на стрессе, нет.
–Филипп…– я в ужасе смотрела на него, – шарф…
–Надо вернуться, – сказал он, глядя на двери подъезда. – Не сейчас, конечно. Но придётся. сейчас там перебуженные соседи.
Отзываясь на это замечание, мимо проехала полицейская машина. Сиреной она себя не означила, но нервный свет мигалок – это было последним, что хотелось видеть.
–Пошли отсюда, чёрт с ним, с шарфом, может его примут за шарф Карины…– сказал Филипп.
Я молчала. И он, и я понимали, что сказанное бред. Если шарф ещё примут за каринин, то как быть с явными следами от снега, сорванной опечаткой, вскрытым замком, двумя стаканами и закусками? А со светильниками? И наверняка с каплями воды по полу – я так и не вытерлась после умывания.
–Это ничего не значит, – попытался успокоить меня Филипп, - может они вообще не туда.
–ладно я, но почему ты так неосторожен?
–А зачем? – спросил Филипп, – я хотел выманить призрака.
–А приманил полицию на свой и мой хвост.
–Не паникуй, – ответствовал Филипп. – Проблемы будем решать по мере поступления.
Я покорилась.
6.
Основная проблема Гайи была в её чрезвычайной внимательности к деталям и недоверии. Первое имелось в ней от рождения, второе было заложено матерью в образе вечного выражения:
–Никому нельзя верить, детка.
Мама у Гайи – была хорошая. Только очень несчастная, а несчастная от доверия. Она сначала поверила в крепость семейных уз и позволила своей старшей сестре самой заведовать наследованным имуществом, а потом поверила в её раскаяние и снова обожглась на том же имущественном вопросе, ну и под конец всего существующего в ней доверия – полюбила и поверила отцу Гайи.
Казалось бы, крепкая кровь, восходящая к каким-то румынским и венгерским князьям, крепкое имя – Корнелла, сама внешность – тяжёлые брови, острые черты лица, умный взгляд – всё это не вязалось с доверием к людям, ан нет! сначала Корнелла, не особенно разбиравшаяся по молодости и беспечности лет доверилась сестре: та убедила её, что если продать квартиру почивших родителей и разделить деньги пополам, будет намного выгоднее. Сестра что-то говорила про налог на наследство, про то, что уходя от этого налога Корнелла должна подписать отказ от своей доли…
Корнелле бы проконсультироваться, хотя бы с подругой какой, но нет. поверила, подписала и осталась ни с чем. А сестра искренне хлопнула глазами:
–Ты ж от своей доли отказалась!
Восемнадцать лет едва было Корнелле тогда. Пошла работать, на учёбу уже пойти не могла – времени не было, надо было на что-то жить. Крутилась сначала неумело, и может быть пропала бы совсем, если бы не помогли ей по работе женщины постарше и поопытнее. Справилась Корнелла, научилась экономить, вести хозяйство. Даже на повышение пошла! Заставили, правда, по профстандартам курсы пройти, но Корнелла не роптала.