–Зря ты так, – вздохнул Владимир Николаевич. – Теперь он расскажет Ружинской о твоём звонке.
Майя вскинула голову. Конечно, для вида она поломалась, когда ей предложена была эта авантюра, но желание и самой услышать Филиппа, и самой узнать что-нибудь о нём, пересилило. Не умея владеть собой в личных вопросах, Майя и выдала этот ненужный и глупый вопрос о Софе, продавая и себе, и всем присутствующим, и Филиппу тоже (ужас!) свою ревность.
–Предатель…– Владимир Николаевич поднялся из своего кресла и последовал в маленькую комнатёнку, служившую и архивом, и небольшим закутком. Ему надо было пережить это унижение.
–Не одобряю, – сказал Зельман, неожиданно отрываясь от своей работы. Он вернулся из лесного своего дела лишь час назад, но не стал тратить время на отогревание кофе, а тотчас принялся пролистывать полученные данные с камер на предмет появления призрака. И всё то время, что Владимир Николаевич тихо беседовал с покладистой Майей и, борясь сам с собой, предлагал позвонить Филиппу и узнать у него о делах с Ружинской, тоже молчал. А теперь, когда он вышел, заговорил.
–Чего ты не одобряешь? – обозлилась Майя.
–Софа твоя коллега, – объяснил Зельман. – Это её право встречаться с кем она хочет после работы и за пределами работы. То, что нам всем запрещено было общаться с Филиппом – это несправедливость. Ружинская – молодая, вполне привлекательная девушка. У неё могут быть свои планы и свои действия, за которые она не должно быть ей преследования.
Майя прищурилась. Злость плеснула в ней. Конечно, легко потыкать её носом, мол, Майя – плохая, а Софа хорошая! Но гроза не разразилась. Неожиданно на помощь Майе пришёл Альцер, который до того момента был также в молчании занят сбором и проверкой видеокамер и микрофонов, которые могли понадобиться скоро или в лесу, или в квартире той женщины, куда отправились Гайя и Ружинская.
–А я согласен с Владимиром Николаевичем, – сказал Альцер. – Тут вопрос, так сказать, политический! Сначала она спутала нам дело, сказала, что видела не мёртвую женщину. Потом виделась с Филиппом. Однозначно ясно – по какой-то причине она соврала. По какой? Если она работает на Филиппа, и передала это дело ему – это предательство всех нас. Если она попала под его манипуляции – её надо спасать. Если она не знает что делает – её надо научить, помочь, подсказать. А поскольку мы её коллеги, мы должны выяснить, как нам действовать и как доверять ей. Жертва она или враг нам? Вот это вопрос. И мы должны найти ответ, и для этого можно и на предателя попробовать выйти.
Зельман возмутился:
–Мы ничего не узнали. Вся затея глупа! И ни к чему не пришла. Зато Софа теперь поймёт, что мы пытаемся вычислить о ней.
–Ну и пусть! – крикнула Майя. – Пусть поймёт! Меньше с предателями возиться будет!
–Предатель? – хмыкнул Зельман. – Майя, не ты ли у него увивалась? Филипп то, Филипп это! платья всё короче…
–Я тогда не знала что он предатель! Что он уйдёт!
–Гад какой, – согласился Зельман с сарказмом, – за лучшей жизнью пошёл. На себя работать.
–А здесь я согласен с Зельманом, – признал Альцер. – Это нормально, если человек хочет развиваться. Но он ушёл плохо, и если бы этого не было, я бы даже относился к нему лучше.
–Вопрос же не в нём! А в ней! – бесилась уязвлённая Майя. – Она стала водиться с ним, с этим…
–Тебе завидно, что она, а не ты? – Зельман хранил спокойствие и этим бесил Майю ещё больше. она готова была уже сказать и ему что-то обидное, что-нибудь очень личное, чтобы уязвить, но его глаза оставались ясными и смеющимися. Его нелегко было сломить, несмотря на внешнюю хрупкость сложения.
–Паша! – Майя попыталась найти ещё одну опору, видя, что Альцер уже капитулирует, – скажи хоть ты что-нибудь!
Павел, всё это время обрабатывавший фотографии для Зельмана, оторвался от монитора, глянул на неё, затем на Альцера, ткнувшегося в камеру и сказал:
–Хорошо. Скажу. К работе вернитесь.
Майя хватанула ртом воздух от возмущения, но не нашлась чем парировать и сердито принялась помогать Альцеру. Хотя, честно говоря, больше вредить – руки были ей непокорны, и оттого всеобщая мрачность ещё плотнее сцепила кабинет.