Он произнёс это так, словно бы торжествовал и что-то этим навсегда доказывал для меня. Я заметила, как дрогнули плечи Агнешки, но не отреагировала. Меня это больше не касалось.
–А я её не держу. И тебя тоже. Валите на все четыре стороны, оставьте меня в покое.
Филипп осёкся. Перевёл взгляд на Агнешку, но та не встала на его сторону:
–Это мой дом.
–Нет, это мой дом, – возразила я. – Ты живёшь здесь по своим правилам. Настолько по своим, что они разбивают мои в пух и в прах. А это значит, что тебе, не умеющей существовать со мной, надо покинуть мой! Ещё раз подчеркну – мой! – дом.
Агнешка смотрела на меня, но будто бы меня не видела. В эту минуту я едва не дала слабину. Мне стало её жаль, но я вспомнила, как она всегда была нагла и её выходка сегодня… нет, хватит!
–Я сожалею, – наконец, промолвила Агнешка. – Я правда сожалею.
–Агнешка представляет собой ценность для мирового сообщества! – Филипп обрёл дар речи. – Она представляет собой не только мир отживших душ, но и чувства! Она привязана к тебе как живая, а это значит…
Я знала, что Агнешка обидится. Она всегда обижалась, когда её тыкали носом в её смерть. Видимо, она до обидного глупо и рано умерла, раз это её так задевало.
–Прошу прощения, – я была права – голос Агнешки зазвучал ледяным свистом, – но вы не смеете судить о моих чувствах.
Филипп спохватился:
–Конечно-конечно! Я просто хотел заметить, что ваша привязанность к Софье…
–Филипп, – я тоже вмешалась, не давая Агнешке обрушиться на него, – уходи. Это моя жизнь. Это моя тайна. Как её объяснять? Как её защищать? Агнешка доверилась мне, и живёт здесь.
–Но это же кладезь знаний! – не унимался Филипп. – Мы можем всё досконально изучить о смерти.
–Она не говорит, – я остудила его пыл.
Филипп взглянул на Агнешку.
–Агнешка, это очень эгоистично! Ты являешься небывалым ключом к завесе, за которую не проник пока так, чтобы вернуться, ни один человек! ты должна…
–Ничего я не должна! – возразила Агнешка и усмехнулась. – Не стоит вам лапы тянуть туда, куда не след!
–Если бы все жили по такой логике, то мы бы не достигли такого совершенства ни в медицине, ни в архитектуре, ни в искусстве, – Филипп, видимо, решил, что сегодня он должен выиграть хотя бы что-то.
–В моё время была популярна идея, что человек всё это сделал зря! – обрубила Агнешка и отвернулась к задёрнутому окну. Картина получалась уморительная – висячая в воздухе грязно-серая фигура, сквозь прозрачность которой можно разглядеть шторы, смотрит в это самое закрытое окно, всем своим видом демонстрируя отрешённость и законченность беседы.
Филипп тряхнул головой и посмотрел на меня, словно вспомнил, что я всё ещё здесь.
–А кто-нибудь ещё знает? Ну…
Филипп мотнул головой в сторону Агнешки.
–Нет, никто.
–И на Кафедре? – это привело Филиппа в восторг. Он был посвящён в то, что не было доступно даже проклявшему его Владимиру Николаевичу.
–И на Кафедре. Никто не знает. И я надеюсь, что ты не будешь таким мерзавцем, который раскроет мою тайну…
Я нарочно смотрела в сторону от Филиппа. Злость отступала. В конце концов, в чём он виноват? Он предположил, что я в опасности, рванул ко мне, и…
И я на него налетела. Причём – за что? За то, что он проявил интерес к полтергейсту? А кто б на его месте повёл бы себя иначе? Филипп был нашим, служил на нашей Кафедре, потом ушёл в частное дело, но остался он и исследователем, и мечтателем. Не думаю, что довелось ему так близко и так мирно хотя бы раз общаться с полтергейстом! Говорят, они все агрессивные. А моя?.. домашняя. Так что можно его понять. Можно, но досадно!
А вот Агнешку…
–Я не скажу! – горячо заверил Филипп. – Твой секрет – это мой секрет, не беспокойся. Я никому. Могила! Только я хотел бы ещё пообщаться с Агнешкой, хотел бы…
Он нервничал. Ещё бы! Сейчас я воплощала власть. Он считал Агнешку моей собственностью, а меня какой-то на неё влияющей. Он не понял ещё, что на Агнешку я влиять не могу, что она делает то, что хочет. Даже если она ко мне и привязана – это ничего не определяет.
–Нет, Филипп, не сейчас. Сейчас тебе лучше уйти, – я сказала тихо, но не без удовольствия. Видеть как поник взгляд его было приятно.