Скандалить Владимиру Николаевичу не хотелось, не при полиции и не при самом предателе, но всё-таки он испытывал какую-то потребность в том, чтобы выразить мне своё окончательно разочарование – я ощущала это.
–Софа, за такие дела…– он пытался подобрать достаточно серьёзную кару, но, видимо, фантазия отказала ему.
–Плетей, – подсказал Зельман, оправившись вперёд него. – Плетей, Владимир Николаевич.
Зельман подмигнул мне. Надо признать – стало чуть легче.
–Потом поговорим! – прошипел начальник и отвернулся, демонстрируя старательно, что я для него пустое место.
Зельман пожал плечами. Павел никак не реагировал, Майя, похоже, не знала куда броситься. Альцер стоял в мрачности…
А к нам уже приближался Филипп.
–У нас есть полчаса. И мы должны будем передать им копию видеозаписи, – сказал он. Сказал вроде бы всем, но слегка повернув голову в сторону бывшего своего начальника. Тот не отреагировал.
Зато отреагировал Альцер:
–Кто такие «мы»? здесь есть, если я правильно понимаю, наша кафедра. К каким «мы» вы себя причисляете?
–А как по мне – здесь есть группа людей, желающих разобраться в произошедшем. Группа исследователей, – спокойно ответил Филипп. – я здесь как частное лицо. К тому же, я могу попасть сюда через полицию.
Альцер хватанул ртом воздух, но не нашёлся что возразить.
–Давайте к работе? – не выдержал Зельман. – Стоим, болтаем…
–Вводную! – звонко провозгласила Гайя.
Владимир Николаевич всем своим видом демонстрировал отчуждение. Его поражала не только наглость Филиппа. Посмевшего сюда явиться, но и неожиданное заступничество Зельмана и Гайи. И если от Гайи можно было ожидать всего (неприятная личность), то Зельман?
Но Филипп был лучшим. Владимир Николаевич не мог решить, что ему выгоднее: гнать Филиппа сейчас (явно безуспешно) или делать вид, что его не существует, пользуясь его вниманием и опытом? Первое было привлекательно для самолюбия, второе – для дела…
Вводная же была проста. Большую часть информации мы знали, в принципе, из звонка Павла.
Он наблюдал в камеру за Ниной, скучал, пил кофе, готовился к бессоннице, а потом на экране замерцало часто-часто, и Нина вдруг поднялась с постели – он это видел. Пока Павел набирал начальство – всё уже было кончено. Невидимая сила переломила Нину пополам, предварительно швырнув её в угол комнаты.
По звонку подняли всех. Приехала полиция. Родственники Нины – забрали ребёнка.
–Её мать сейчас даёт показания, плачет, конечно, – закончила Гайя.
Помолчали.
–Пойду, покурю, – сообщил Павел и двинулся прочь из проклятой квартиры.
–Ты же не куришь?..– запоздало сообразила Майя, но Павел даже не отреагировал.
–Тело будут вскрывать, – сообщила Гайя, – его уже увезли. Но в комнате…
Перешли в комнату. Не все. Конечно. Я предпочла и вовсе побыть на пороге. Не было сил смотреть на опустевшую кроватку её сына, на перевёрнутую мебель. Эта женщина доверилась нам, а теперь она мертва. И мы можем гадать хоть до второго пришествия – осталась бы она живой, если бы не обратилась к нам? Может быть, наш приход и спровоцировал нечто, убившее её?
–А может и нет, – Гайя стояла возле меня, а я вдруг поняла, что даже не слышала как она приблизилась.
–Я что, рассуждаю вслух?
–Да нет, просто я думаю о том же. Мы не знаем…мы не можем знать. Она вообще думала, что это её муж. Может быть так и было, а может и нет. Может быть уже тогда это было что-то более страшное.
–Мы её не спасли.
–А могли? – поинтересовалась Гайя.
Наш странный и жуткий разговор прервало замечание Зельмана:
–Камера-то…тю-тю!
–Украдена? – мы всколыхнулись все одновременно. Даже Владимир Николаевич дёрнулся, забыв об отчуждении.
–Нет, сдохла. Видите? – Зельман показывал нам нашу же камеру в пластиковом пакете. С ней точно было что-то не так. И даже моего дилетантского знания техники хватило, чтобы это понять. У камеры был оплавлен корпус.