Я промолчала. К чему эти «жаль», когда мы ничего не можем сделать?
–Но мы не знаем, виноваты мы здесь или нет, и что могли бы сделать, – продолжила Гайя, не найдя во мне поддержки своим словам. – Или не могли. Жизнь – гадина. Она не делает подарков. Она не даёт нам вернуться назад и сделать иначе. Мы действовали по алгоритму. Нам нужны были доказательства.
–Теперь они есть, – прошелестела я. – Ты говоришь верно, Гайя, но паршиво. Впрочем, если ты надеешься на то, что мне станет легче – зря. И разговор ни к чему.
Гайя помолчала немного, глядя на меня. Вокруг нас сновали полицейские и соседи, поглядывали на нас, или не замечали совсем. В просвете входной двери, откуда тянуло морозом, пару раз мелькнул Павел – похоже, ему зимний воздух был всё-таки нужнее, чем нам.
Наконец Гайя решилась:
–Время. Вы с Филиппом столкнулись с временной аномалией?
На мгновение стало жарковато. Но я овладела собой и прикинулась дурочкой:
–Кажется, мы сейчас все с ней столкнулись. Часы замерли на одном времени.
–Не пройдёт, – улыбнулась Гайя, – это другое. Вы столкнулись раньше. Потому ты взволновалась. Потому Филипп смотрел на тебя. И потому ты спрашивала у Владимира Николаевича, где прочесть о подобном.
–Просто это редкость, и для общего развития…
–или для дела, которое ты нам завернула? – перебила Гайя.
Всякая симпатия, которая во мне к ней зарождалась, пошла трещинами. Надо же! Наблюдательная ты, Гайя! Вот только лезешь ты явно не в своё дело.
Или, напротив, в своё? С Филиппом мне тяжеловато работать. А с Гайей, хоть голову на плаху клади – а не изменишь – легче. Она знает, она говорит, она не боится. Она понимает.
Я замешкалась. Это и сама я чувствовала, но почему-то не могла сдвинуть разговор с места.
–Я тебе помогу, – кивнула Гайя, – речь идёт о той женщине, которая умерла в своей квартире. Ты её видела. И ты сказала нам, что умершая не она. Но на деле – это ложь. И ты влезла в это. Влезла с Филиппом. Так?
Я не отвечала, и это было самым большим ответом.
–Затем вы полезли с Филиппом в это дело, и столкнулись с чем-то необъяснимым, имеющим ненормальную даже для нас природу? С чем-то, что показало вам возможность аномалии со временем?
–Тебе это всё зачем? – поинтересовалась я как можно более небрежно. – Помочь хочешь, а может и того лучше – заложить?
–Я? – глаза Гайи вспыхнули бешеным огнём. Сама того не желая, я, похоже, попала в её больное место, – заложить?! Ружинская, ты совсем дура?
–Не бузи. – буркнула я, – и извини. Не хотела. Звучишь странно.
Гайя не сразу успокоилась, но примирилась:
–Чёрт с тобой. Я знаю, как ко мне относятся. Знаю, что всем вам я кажусь неприятной, что со мной работать как наказание, что…
–Нет, – тихо перебила я.
Гайя осеклась.
–С тобой проще, чем с Филиппом. Сама не верю, что это говорю, конечно.
–Спасибо, блин, на добром слове! – фыркнула Гайя, но смягчилась, – короче, Ружинская, есть у меня чутьё, что влезли вы по самые уши. В болото влезли. И не вылезти вам. Тот, кто может творить временную аномалию, тот явно не слабее полтергейста! А это другая уже тема.
«Сильно не слабее, Гайя», – подумалось мне, но я промолчала.
–Так что… – Гайя вздохнула, – если нужна помощь, если что-то нужно…
Я не верила своим ушам! Гайя предлагает мне свою помощь? Нет, я, разумеется, откажусь, и буду права, но Гайя предлагает?
–Даже не знаю что сказать. Спасибо, наверное? – я растерялась, – но мы…честно говоря, мы пока сами ничерта не понимаем.
Я сказала правду. Прокручивая в памяти Карину, Нину и внезапное решение Агнешки появиться перед Филиппом, наводили меня на ассоциацию с мозаикой. У меня явно не было всех кусочков, и я не могла даже понять, что за картинку должна сложить.
На лестнице послышались знакомые голоса. Зельман и Филипп увлечённо обсуждали оплавленную камеру, а Майя вклинивалась со своими замечаниями:
–Вы заметили, с какой силой её швырнуло? Может быть, камера не выдержала этого выброса энергии?
–Дело твоё, – Гайя схватила меня за руку и заговорила быстро и тихо, – только знай – лучше у меня помощи спроси. А не у Владимира Николаевича. Он не поможет и может хуже сделать.