Отозвалась. Снизошла привычным сгустком серо-белого цвета, проявилась, ответила скучным голосом:
–Телевизор буду смотреть.
–Громко не включай, – попросила я. был у нас с ней уже прецедент. Она тогда включила из вредности на полную мощность, мне соседи жаловались. Я возвращалась с работы, а они уже меня ждали с крайним возмущением. Я солгала, что испортился, видимо, пульт или телевизор, долго и нелепо извинялась, и вроде бы заслужила прощение, но соседи косились на меня с подозрением и по сей день.
–Ага, – согласилась Агнешка, – не буду.
–Ну не скучай.
Поворот ключа в замке, два шага до лестничной клетки, три шага по ней, десять ступенек вниз по лестнице, противный писк домофона, три ступеньки от подъезда…улица.
Утро холодное. Днём будет не так погано, но сейчас, когда ещё темно, сыро и по-особенному ветрено, как не поёжиться?
Но некогда себя жалеть. Ну, вперёд. Благо, недалеко, можно сэкономить на автобусе. Конечно, кажется, что это копейки, но путь туда-обратно, помноженный на пять дней в неделю, около двадцати дней в месяц – и вот уже небольшая, но сумма. А жизнь продлевается движением – ведь так?
Холодно, приходится идти быстро.
–Пропуск…– лениво процедил охранник. Наша кафедра держится секретностью, но штабуем мы в людном месте – в одном из местных институтов, прикрываясь кафедрой контроля экологических загрязнений. Кто и когда нас выдумал, уж не знаю, но мы такие, и так скрываемся на сегодняшний день.
–Да, сейчас, – пропуск чуть-чуть помят, но это ничего, я протянула его охраннику, но он даже не взглянул:
–Проходите.
Вот так. ему нет дела до меня и других, а мне нет дела до него. При желании я могла бы прочесть имя на его бейдже, лицо-то мне его уже давно знакомо, но я не читаю, не запоминаю. Он не смотрит в мой пропуск, так почему я должна помнить его имя?
Коридор, ещё коридор – уж если штабовать, то так, чтобы никто лишний к нам не проник! Вот и держимся в другом корпусе, в самом далёком уголке.
У нас один большой кабинет на всех. Вообще-то, нашему начальнику – Владимиру Николаевичу полагается сидеть в отдельном кабинетике, но мы там давно держим архивные подшивки газет и журналов, а ещё всё то, что начало, наконец, вываливаться из шкафа.
Он – как начальник – вообще находка. Если надо идти – легко отпустит, не повышает голоса, не кричит, и всегда пытается разбавить наше общество какой-нибудь историей. Мы его не боимся, а его чудачества (от возраста, наверное, идущие), воспринимаем с шутовством.
–Доброе утро! – я весело поздоровалась с ним. Владимир Николаевич с достоинством свернул газету, в которую углубился, взглянул на меня, сказал:
–Доброе утро, – после чего оторвал кусок своей же газеты и скатал из неё шарик.
Так он делал каждое утро. Я уже не удивлялась. Да и никто. Мы даже внимания не обращали, ну, разве что – Гайя…
Из всей нашей относительно тихой и дружной кафедры её я не понимала. Она держалась всегда в стороне, особняком. Всё, что я о ней знаю, так это то, что она сама себя назвала Гайей и то, что она приходит раньше всех.
Я не стала здороваться с ней персонально, а она не подняла головы от своей книги. Так у нас каждое утро. Она даже с Владимиром Николаевичем не здоровается, не то что со мной, да и вообще голос подаёт редко. Сидит себе за столом, или пишет что-то, или читает, голова низко опущена к столешнице – может, у неё плохое зрение? Не знаю. Очков она не носит, но я начинаю так думать, потому что почти всегда одна картина – Гайя склонилась над столом, копна тяжёлых чёрных волос скрывает её лицо.
–Доброго утра! – я не успела начать разговор о вчерашней встрече со странной женщиной, и про звонок Филиппа, а в дверь уже вломился следующий. Альцер – сотрудник из Берлина, приехал для обмена опытом. О своём родном институте исследования паранормального рассказывает свободно, видимо, в Берлине это рядовая практика, и там относятся свободнее к выделению средств из бюджета на странные исследования.
Но одного у него не отнять – вечного позитива. В любую погоду он входит с улыбкой, входит бодро.
–Доброе, – Владимир Николаевич кивнул, оторвал ещё одну полоску от своей газеты, скатал новый шарик.
–Как дела, Софа? – спросил Альцер. Он неплохой человек, но как и все мы – он знает, что с Гайей разговаривать бесполезно.
–Сейчас, все уж пусть придут…– я уже поняла, что рассказывать придётся всем, либо по несколько раз – по одному на каждого прибывшего, либо дождаться общего сбора.