–Ребята, – Софья едва разжимала губы. Все были заняты, но нельзя было допустить утечки.
Надо отдать должное обоим. Они кивнули, показывая, что слышат её, но не подняли голов, не спросили неумно:
–Чего?
–Я должна поделиться. Давайте встретимся.
Перегляд. Кивок.
Зельман прошелестел:
–Заодно помянем.
Софья кивнула и, услышав, как открывается дверь, поспешно отошла в сторону. Филипп увидел её возле Гайи и Зельмана, но он и подумать не мог, что она решит им рассказать, особенно после того, что он обещал сделать в ответ с её тайной.
–Какие планы? – спросил Филипп, приближаясь.
–Лечь спать.
–Я думал, у нас ещё разговор с Агнешкой.
Он не забыл. Вспомнил, конечно.
–Я…отложим, ладно?
–Но…это важно, – глаза Филиппа неприятно сузились. Он будто бы вглядывался в неё, искал подвох, обманку. – Сама знаешь! Чем быстрее…
–Я не хочу говорить с ней сегодня. Позже. Буду на связи.
В Софье прозвучала неприятная твёрдость.
–Проводить тебя можно? – не унимался Филипп, уже ощущавший тревогу.
–Не стоит, – Софья вновь неприятно удивила его. – Я не домой.
–Ты же хотела лечь спать?
–Я же не сказала, что хочу сделать это у себя дома? – резонно заметила Софья, и уцепилась за общество Гайи, принявшись помогать ей с особенным рвением, призванным скрыть её собственное смущение.
–Надеюсь, ты не собираешься отвратить меня от этого? Или скрыть? – спросил Филипп уже без всякой дружелюбности.
–Не собираюсь. Просто мне нужен отдых. Отдых от событий и от тебя. Я скажу Агнешке…заходи, знаешь…– Софья глянула на часы, – сейчас ещё рано. Заходи вечером. Ладно?
Филипп понял, что это последний его шанс не ссориться. Ему всё это отчаянно не нравилось, но потенциальная выгода была больше, и он решил терпеть. Решил и кивнул:
–Только не забудь, Софа.
13.
Надо признать, что ругать я себя начала очень быстро – едва только вышла на улицу, а может ещё до того, на лестницах. Ну а как я могла себя не ругать? Я только что намекнула Гайе и Зельману что хочу им кое-что рассказать, и собираюсь сделать это без общества Филиппа. И как мне не ругать саму себя после этого? Я же его предаю!
Впрочем – нет, стоп! Ружинская, возьми себя в руки!
Во-первых, Гайя и Зельман, похоже, самые адекватные люди твоего окружения. Они помогут. Не знанием, так хотя бы советом. Ясное дело, что оба они будут не в восторге, но Зельман, например, всегда был местным умником. А Гайя… ну, Гайя заслуживает знать хоть что-нибудь, не просто же так она говорила о том, что всегда может мне помочь и постоянно оказывалась на нашем пути? Может быть, это знак?
Во-вторых, Филипп, похоже, не в себе. Он был груб. Да и вообще ведёт себя так, что мне, кажется, не нравится его общество от слова совсем. И с чего он решил, что он главный? От того, что отправил ко мне Карину? Ну что ж, Карина меня нашла, и? Разве у меня нет права голоса, раз я влезла во всё это? Разве не могу и я действовать?
Внутренний голос говорил, что это неубедительный аргумент, что я всё-таки совершаю подлость, и пусть поведение Филиппа эту подлость смягчало, я всё же от неё не освобождалась. По-честному, надо было поставить Филиппа в позицию знания. А ещё честнее – надо было уйти самой. А я?
Но опять же – не он ли меня шантажировал Агнешкой?..
Цель, может быть, и оправдывает средства, но в Филиппа мне как-то уже не верится!
В-третьих, умер Павел. И это знак мне. Нам, если говорить откровенно, но Филипп не внимает. Это его право. А моё что, не в счёт? Он может игнорировать опасность, а я не обязана следовать за ним по пятам! И потом, есть у меня подозрение, что это связано с нами, а значит – мы не можем утверждать, что другие в безопасности.
На этой ноте совесть притихла, не сдалась, неуёмная, но примолкла, перестала грызть.
Погружённая в свои мысли, я даже не заметила зимы. И только у подъезда очнулась. Зараза, оказывается, я замёрзла. Боже, какой тяжёлый…
Утро. Только утро. До дня тяжело. Филипп был у меня вечером, поздним, но всё-таки вечером. Затем позвонили все. Мы поехали.