Какая тяжёлая ночь! Не стало Павла. Совершенно глупо не стало.
Я не могла ещё осознать его смерти. Мы не так много работали, то есть, работали вместе, но не были очень уж близкими друзьями, и всё же, на душе было паршиво. И не просто паршиво от самого факта его смерти, но ещё и страшно, и тоскливо, и как-то стыдно.
А если это правда, из-за нас с Филиппом?
Агнешка встретила меня в коридоре. Похоже, полтергейст истосковалась окончательно, раз соизволила явиться к самому порогу. Но я не была настроена на разговор. Она, надо отдать ей должное, почуяла, а может быть, просто прочла по моему внешнему виду, спросила:
–Всё хорошо?
Я покачала головой.
–Ты в порядке? – изменила она вопрос. В её голосе не могло звучать много оттенков, но я, по долгу совместно прожитых лет, отличила заботу.
–Не знаю, – честно призналась я. – Я не ранена, меня ничем не задело, но я разваливаюсь. Изнутри разваливаюсь, понимаешь?
Агнешка оглядывала меня в молчании, пока я выпутывалась из пуховика и выползала из сапог. Когда я села на табуретку, она спросила опять:
–Расскажешь?
Я пожала плечами:
–Я не знаю как это рассказать.
Это было правдой. Как это вообще можно было рассказать? Ещё сутки назад мы имели примерно понятный расклад сил. И наша клиентка была жива. А сегодня её нет на свете – она умерла страшной смертью, а мы от нелепой потеряли нашего коллегу.
Я вспомнила ещё кое-что.
–Агнеш?
Полтергейст ждала. Среагировала сразу:
–Да?
–Наш разговор… ну, когда Филипп был… ты обещала рассказать об Уходящем, помнишь?
–Да, – она не стала отпираться. В её голосе я услышала оттенок тоски.
–Филипп будет…– я нервно сглотнула, – к вечеру. Можешь рассказать тогда?
Агнешка посмотрела на меня внимательно, пытаясь угадать то, что я очень хотела от неё скрыть:
–Я ошиблась? Он тебя обидел?
–Нет! – солгала я, но солгала убедительно. Похоже – чем больше лжёшь, тем естественнее это у тебя выходит, – всё в порядке. Просто сейчас я скоро уйду, и чтобы тебе не повторять рассказа, и потом – у нас могут быть вопросы.
–Я могу рассказать тебе, – предложила Агнешка, – и ответить потом.
–Агнеш, – я вздохнула, – не верь, но я даже слушать не хочу пока.
Она кивнула. Не обиделась, что для неё было очень странно. Я же заставила себя подняться с табуретки – та, грубо сколоченная, деревянная, неустойчивая, казалась мне в эту ми нуту удобнее самого мягкого кресла, но надо было действовать, надо было что-то делать.
Я направилась в ванную, чтобы найти спасение от мыслей и оцепенения в струях горячей воды. Как там было?
«Приду домой. Закрою дверь.
Оставлю обувь у дверей.
Залезу в ванну. Кран открою.
И просто смою этот день…»
Хорошо, если бы это было действительно возможно. От горячей воды стало будто бы легче дышать, но деться было некуда по-прежнему от мыслей. Павел мёртв. Нина мертва. Филипп шантажист и гадёныш. Уходящий…
А я во всей этой компании не лучше. Я предатель. Я совершаю подлость. Может быть оправданную поступками того же Филиппа, но совершаю же?
–Звоня-ят! – прокричала Агнешка из-за дверей. Надо же, какая стеснительность! Я-то помню времена, когда она вламывалась сквозь каждые стены. Я тогда была ещё ребёнком. И если ванную ещё можно было пережить, то вот туалет…
Не знаю до сих пор, что это было за внезапное любопытство полтергейста, но думается мне – она пыталась не забыть, каково это быть человеком. А может быть, наоборот, тогда она не помнила, а сейчас как раз проявляла человеческий такт.
–Иду! – не вытираясь, я вышла на телефонную трель. И кому что надо? Филипп. Ага! Чёрта помянешь, он уже тебе звонит, в страшно время живём, товарищи!
–Софа? – голос Филиппа был взволнованным.
–Ну…привет ещё раз, – я вздохнула. Не думала, что Филипп когда-то может мне так надоесть. Сколько мы уже с ним почти не расстаёмся?
–Соф, я извиниться хотел, – Филипп заговорил тихо, – правда. Мне не следовало так говорить с тобой, так тебя называть…