— Гвинет, у него уже есть две жены. Вряд ли ты будешь счастлива…
Гвинет рассмеялась.
— Две старые глупые вороны! Элиза, ты недооцениваешь меня. Я могу быть очень настойчивой. К тому же, — серьезно добавила она, — думаю, мы обе нашли то, что искали. Брайан принадлежит тебе, Элиза. Возвращение домой будет слишком… мучительным для меня.
— Но… твой сын, Гвинет, Перси…
— Люби его так, как люблю я, хорошо, Элиза? Я знаю, что вы с Брайаном сможете дать ему больше, чем я. Поезжай, Элиза. Ты слишком долго ждала, отправляйся к Брайану. И к своему ребенку. Обещаю, я буду счастлива здесь.
Элиза хотела что-то возразить, но Мордред, подошедший сзади, решительно повел ее прочь, взяв под локоть.
Элизу изумило сияющее солнце, бескрайние пески пустыни. Казалось, прошла целая вечность.
Но она ошибалась. День только начинался.
На этот раз сны не приходили, была только борьба со мраком.
Что-то прохладное коснулось его лба и щек, и прикосновение это было нежным и легким. Он улыбнулся, прежде чем открыть глаза, ибо на сей раз знал, чье это прикосновение.
Рядом сидела его жена.
Он узнал ее аромат, вспомнил нежность пальцев. Он открыл глаза и взглянул на нее. Бирюза… морская вода… ее глаза — бескрайнее, мирное море, волны которого уносят к блаженству. Он поднял руку и притянул ее к себе. Он коснулся ее губ дрожащими губами, ощутил, как крепкое вино, вкус поцелуя и удивился тому, что в душе, постоянно помнил этот вкус.
Послышался плач, и он отпустил Элизу. Он увидел, что находится в комнате отвоеванного у мусульман дворца, а плач слышится из колыбели, стоящей рядом с постелью, за газовым пологом.
— Кажется, наша дочь зовет тебя, — произнес он.
Элиза виновато взглянула на него и поспешила к колыбели. Брайан улыбнулся, видя, с какой любовью жена берет на руки ребенка.
Она прижала девочку к груди и вернулась к Брайану, беспокойно поглядывая на него.
— Ты… любишь ее, Брайан? Я знаю, мужчинам хочется иметь сыновей, но…
Он рассмеялся:
— Люблю ли я ее? Что за вопрос! Ведь она наш первенец! Она прелестна, и хотя мы с ней знакомы всего пару дней, я уже люблю ее!
Он удивился, заметив, что Элиза быстро опустила ресницы, и еще сильнее удивился, увидев на ее щеке слезу. Он потянулся к ней, сдерживая стон от боли во всем теле, эта боль напомнила ему о недавнем поединке. Он не хотел, чтобы она видела его слабость, не хотел, чтобы она тревожилась об этом… прошло уже так много времени с тех пор, как он видел ее лицо, обнимал ее.
— Что случилось, Элиза? — торопливо спросил он и осторожно стер слезу ладонью, опасаясь задеть ребенка. — Элиза, все в порядке! Я боялся, что больше никогда не увижу тебя, но теперь мы вместе. Ты здорова, и, если не считать головной боли и десятка царапин, со мной все в порядке…
— О, Брайан! — со вздохом прошептала она. — Я так боялась… боялась, что ты никогда не признаешь этого ребенка, что не захочешь принять меня! Мы так давно не были вместе! Брайан, я знаю, тебе трудно поверить, но… Джалахар ни разу не прикоснулся ко мне. Он пообещал подождать, пока родится ребенок… затем я поклялась, что соглашусь прийти к нему только после боя… о, Брайан! Я люблю тебя! Я любила тебя все долгие месяцы, боясь сказать об этом. Я любила тебя, когда нам пришлось расстаться, и это помогло мне выжить…
Не обращая внимания на боль, Брайан сел на постели, нежно привлекая к себе Элизу и свою дочь, пробегая пальцами по золотым волосам, так давно очаровавшим его.
— Элиза! — нежно прошептал он, целуя ее щеки, лоб, губы. — Элиза, я верю каждому твоему слову, любимая; но и это не самое важное. Я люблю тебя. Я был зачарован с той самой ночи в лесу, когда считал, что поймал воровку. С этого момента ты так прочно поселилась в моей душе, что мне часто казалось, что ты сводишь меня с ума. Даже когда я обнимал тебя, я видел, что твоя душа куда-то ускользает. Ты была такой неуловимой, ты так и не смирилась с поражением. Но разве ты не понимаешь, любимая? Я никогда не расстанусь с тобой. Вот почему я увез тебя из Монтуа, через всю страну… — Он задумчиво улыбнулся. — Я так ревновал к Перси, что весь превратился в комок боли, я возненавидел Гвинет, потому что ты поверила ее обману.
Ленора, согревшись на руках у матери, решила положить конец признаниям. Она вскинула крохотные кулачки и захныкала. Элиза взглянула на дочь и разразилась веселым смехом, несмотря на то что слезы еще блестели у нее на глазах.
— Брайан, — проговорила она, — я так ревновала, что была сама не своя от ярости! Мысль о том, что Гвинет носит твоего ребенка, была невыносима для меня… особенно тогда, когда я потеряла своего…
— Я подарю тебе десяток детей, — пообещал он. — Но сейчас, кажется, пора позаботиться о нашей первой дочери, она хнычет, не переставая.