Аппарат, находящийся в настоящее время в руках у всех, эндофотоскоп (это варварское название дано ему не мною) был задуман нами обоими. Как известно, он состоит из тончайшей чувствительной полоски целлулоида, покрытой эмульсией из селена и навернутой на валик. Благодаря нежному механизму эта полоска может навертываться с первого валика на второй, находящийся рядом с ним и может подвергаться во время этого передвижения действию света, развивающегося вокруг аппарата. Оба валика заключены в нечто вроде капсюли, передняя часть которой состоит из аппарата, концентрирующего свет, типа аппарата Аббе для микроскопов. В задней части капсюли находится пружина, которая при надавливании заставляет полосу свертываться с одного валика на другой.
В начале мы надевали капсюлю на конец зонда, который вводили в рот, в желудок, в легкие, в сердце — одним словом, во все внутренности. Мы производили опыты на всех животных, а когда представлялась возможность — и на нас самих, но не получили никаких результатов.
Тогда мы изменили аппарат, обратив его в нечто вроде пули, которою мы стреляли в ткани из специального маленького револьвера. В печени собак, как известно из наших статей, мы имели великолепные результаты, и получили возможность установить изображение печеночных долей и определить элементы, в которых происходит превращение крахмала в сахар. Не менее важных результатов мы добились в костном мозгу, особенно в тех случаях, когда при малокровии мы могли наблюдать образование красных кровяных шариков.
Свет являлся теперь постоянным спутником жизни.
Это неожиданное открытие дало возможность точно определять наступление смерти. В настоящее время нет города, где не прибегали бы к нему для констатирования ее, и столь страшная опасность мнимой смерти исчезла. Одним словом, неожиданно была написана новая великая глава физиологии, и человечеству было обеспечено неожиданное и верное средство к спасению.
По выходе первых изданий наступил период отдыха, в течение которого вам пришлось ответить на несколько нападок. Некоторые из них были вероломны и ложны. Но в скором времени повсюду появились подтверждения того, что было опубликовано нами.
В это время (я помню, что это было в мае), когда я возвращался однажды из библиотеки, мое внимание было привлечено яркою афишою: нахальная фигура полуголой женщины кланялась с авансцены публике, представленной двумя снобами в красных фраках с моноклями
Это была летняя программа Флоры, самого элегантного café chantant в нашем городе. В программе перечислялись разнообразные знаменитости, которые должны были появиться на сцене. Одною из них была некая баронесса Полонская, причем в двусмысленных выражениях расхваливалась ее знаменитость, которою она была обязана своему высокому происхождению, приключениям и выставляемым на показ брильянтам.
Я сейчас же сообразил, что речь идет о жене моего бедного друга, и сердце мое сжалось. У меня явилась надежда, что это изображение не отличается сходством, а главное, что афиша не попадется ему на глаза, и я решил закрыть лабораторию на летний сезон и пригласить своего ассистента провести с нами некоторое время на даче.
По возвращении в лабораторию я увидел, что Эрцкий спокоен и уравновешен, как всегда, только, может быть, немного бледен. Мы проработали вместе и, прощаясь с ним вечером, я попросил его прийти на следующий день в воскресенье пообедать с нами.
Он поблагодарил меня и ответил, что сделает все возможное, чтобы прийти. Но так как он намеревается предпринять длинную прогулку, то может случиться, что он не будет в состоянии явиться во время.
Я признаюсь, что этот ответ слегка взволновал меня, но у него был такой спокойный и ясный вид, что я больше не думал об этом.
Дома я рассказал жене о своих опасениях. Она тоже очень взволновалась. Мы провели весь день в воскресенье в мрачном ожидании, которое перешло ко времени обеда в настоящее беспокойство.
В девятнадцать часов1 он явился спокойный и одетый, по обыкновению, с простым и благородным изяществом. Он принес большой пучок роз, которые поделил между моею женою и дочерьми. Во время обеда завязался небольшой спор по поводу старшей из моих дочерей, которая, как мне казалось, была недостаточно прилежна. Я сказал ей несколько строгих слов, она проронила несколько слез, и обед кончился немного холодно.
1
В Италии считают подряд 24 часа в сутки, начиная с полночи. Девятнадцать часов значит семь часов вечера.