Александра Снежная
СВЕТ УТРЕННЕЙ ЗВЕЗДЫ
— Эя, не уходи. Скоро прибудут коххары. Не хочу, чтобы ты выглядела перед женихом, как дикая сарна, — мама пытается меня остановить, но разве можно поймать сачком ветер, или удержать воду решетом. Я бегу так быстро, что картинка леса боковым зрением смазывается в одну сплошную линию, а мой звонкий голос трепыхающейся птицей опускается в раскрытые объятья сердитой матушки:
— Я не долго. Я только искупаюсь в источнике Эглы[1], и вернусь.
— Эя, несносная девчонка! Стой! Ты даже платье для помолвки еще не примерила, — мамин упрек летит мне вдогонку, словно камень. И я бегу еще быстрее, так что сверкают пятки, и волосы золотым шлейфом развеваются по ветру. И где-то за моей спиной словно вырастают крылья, они подхватывают меня и несут вперед, навстречу солнцу, навстречу ветру, навстречу жизни.
Ненавижу платья. Длинные юбки путаются в ногах и мешают бегать. А еще больше ненавижу туфли на каблуках, холодные, сверкающие драгоценности, нелепые витиеватые прически и идиотские придворные манеры. Мама всегда говорит, что я больше похожа на лесное животное, чем на наследную тэйру[2], последнюю из рода сумеречных. Босая, вечно измазанная травой и соком лесных ягод, с распущенными волосами, изодранными руками и коленками, я мало похожу на высокородную наследницу Нарии.
— Ну, погоди, паршивка, пожалуюсь отцу! Вернешься во дворец, посажу под замок на десять лун[3], — злится мама.
И ведь правда запрет, но когда меня это пугало? Под кроватью в спальне лежит веревка с навязанными узлами, а лазить через окно гораздо веселей и приятней, чем просто ходить через двери. Жаль, что Мирэ не унаследовала дар отца, она больше подходит на роль наследницы: красивая, высокая, стройная, с гладкими, как шелк, белыми волосами, облаченная в струящиеся атлас и парчу она является моим полным антиподом. В то время как я дикой сарной[4] ношусь по лесу или собираю на себя всю пыль Нарийских библиотек, Мирэ интересуют уроки танцев, красивые украшения, наряды и… мужчины. Собственно, ради них сестра и тратит столько времени впустую, пытаясь выглядеть безупречной. И будь на моем месте она, то сейчас примеряла бы платья, сооружала бы на голове какое-нибудь изысканное безобразие из волос, и размалевывала лицо на манер жителей северных племен. Хотя, тот факт, что невеста не она, думаю, ей совершенно не мешает заниматься сейчас именно этим. Уверенна: когда я вернусь, сестра станет похожа на статую богини красоты Кале из храма высших, будет сидеть, чопорно сложив ухоженные руки на коленках, выровняв тонкую спину так, словно кол проглотила, и грустно вздыхать, выглядывая в окно в ожидании высокородных гостей.
Ума не приложу, как можно сидеть дома, и ждать приезда жениха, когда тебе всего шестнадцать, и мир вокруг тебя полон тайн и приключений? А в реке вода синяя-синяя, как солнце моей Нарии, и камни судьбы теплые и гладкие, согретые его ласковыми лучами. И в кронах деревьев ветер поет мне песни, и сарны в лесных чащах играют, бегая со мной наперегонки, и птицы вспарывают небо, звонко выкрикивая мое имя — Эя!
Сегодня моя помолвка. Коххары[5] — скрепляющие брачные клятвы, должны засвидетельствовать нашу готовность вступить в брак. Не понимаю, зачем нужны эти условности, если пожениться мы сможем только через три айрона[6]. А к тому времени столько всего может произойти. И вообще, может я не понравлюсь моему суженому, ведь сегодня он впервые увидит ту, что ему пообещали с рождения. Впрочем, как и я его. Интересно, посещают ли его такие же мысли? Хотя… вряд ли. Династические браки заключаются испокон веков для укрепления власти и военно-политических союзов, и мужчины-наследники знают о своем долге и предназначении с раннего детства. Если бы у отца родился сын с даром, все было бы проще, но у него появились мы с Мирэ. А значит, наш долг обеспечить Нарию сильным правителем и надежной защитой.
Иногда я завидую простолюдинам. Да хотя бы той же кухарке Анрэ. В отличие от меня, у нее всегда было право выбора, коего меня глупые традиции лишили. И пусть ее муж Дэон частенько перебирает лишку, приползая домой вместо своих двух на четвереньках, за что жена ласково охаживает его веником, это все равно не мешает им любить друг друга, и утром, пока обитатели дворца еще спят, Дэону — лазить в наш сад за лютиками, чтобы выпросить у жены прощения, едва она проснется.
Слишком много мыслей…
Я тряхнула головой, прогоняя невеселые думы, и, стянув платье, шагнула в хрустальную воду. Прохладные струи источника сомкнулись вокруг моих щиколоток, посылая по ногам и спине колкие точки мурашек. Мне, разгоряченной после бега, вода показалась обжигающе холодной, но я замешкалась лишь на мгновенье, а потом, нырнула с головой, проплыв по дну добрые десять ярдов, чтобы вынырнуть, фыркая и отплевываясь, ровно на середине озера. Как же хорошо лежать на воде, раскинув руки и смотреть в прозрачное голубое небо, чувствуя, как пряди моих волос расчесывают ласковые волны, мягко колыхая их на поверхности. Как неспешно движется течение, нежно обволакивая мое обнаженное тело, как идут от меня по зеркальной глади широкие круги, словно я Камень Судьбы, случайно брошенный в Озеро Жизни. Как же я люблю мою Нарию с ее синим солнцем, лазурными ожерельями озер и рек, бескрайними зелеными лесами, неприступными горами Таири, с заснеженными вершинами, упирающимися в пышные шапки облаков. И звездами… Даже сейчас, в солнечный полдень, на небе видны все звезды Нарии. Там среди них есть и моя — яркая, сияющая. Она появилась на небосклоне в день моего рождения. Светила Нарии отражение судеб жителей моего мира: когда рождается нариец, его жизненный путь освещает новая вспыхнувшая в вышине звезда, а когда он умирает, она гаснет. Я родилась на рассвете, и моя звезда, загоревшись ярко-синим светом, натолкнула моих родителей на мысль назвать меня в ее честь. Эя на языке богов значит — «свет утренней звезды».