Медленно моргнув с досадой, Латиф посмотрел на соратников, которых на взгляд осталось не больше восьми ста. Все они были изнурены и отчаянны. Им точно не одолеть воинов Чехры и Джоду, да подкрепление султана всё ещё нет. Какой тогда смысл продолжать бой, недоумевал Латиф. Горько вздохнув, он осторожно положил тело Вохида на землю, встал, подобрал меч и пошёл навстречу к подошедшему подкреплению Расима.
Большинство соратников последовало за ним. Другие же остались, чтобы сдерживать вновь напирающих осквернённых.
Латиф остановился в пяти шагах от новоприбывших воинов и окинул их взглядом. В новом военачальнике Чехры, отличавшегося от остальных воинов Чехры чёрно-коричневым платком, свободно обмотанным вокруг шеи, он узнал своего друга. Многие другие лица были также знакомы ему.
— Вы пришли на войну? — громко спросив, Латиф кивнул на происходящее позади. У него по-прежнему шли слёзы, сердце сжималось, а в горле застрял болючий ком. — Ну так режьте нас, братья, — сказал он и бросил свой меч под ноги воинам в красно-чёрных кафтанах.
Соратники Латифа поравнялись с ним и тоже бросили свои мечи. При этом одна их треть возобновила бой с осквернёнными.
Картина на площади и примыкающей к ней аллее была ужасающей. Воины Чехры и Джоду были потрясены. Им велели собраться и явиться ко дворцу, но никто не ожидал такого. Они знали, что идут на войну, но не представляли, что она будет именно такой. Земля, вымощенная камнями и мраморными плитами, была усеяна покалеченными трупами, от них к вековым деревьям стекали ручьи крови. На лицах воинов напротив были написаны горечь и отчаяние, а в воздухе стояла вонь, прост ужасная вонь.
Ещё больше они были изумлены двумя огромными птицами, о которых слышали лишь в сказках. Одна птица была чёрной с синим, а вторая белой с золотым отблеском под лучами закатного солнца. Они кружили над дворцом, как вдруг белая птица спикировала вниз на дворец и снова взлетела.
Военачальник Чехры посмотрел на мечи у своих ног и поднял взгляд на Латифа, который был готов умереть, чем пролить ещё больше братской крови. Сам он тоже не хотел войны, как и все, кто пришёл сюда. Однако им всем уже известна участь мятежников.
«Не разгневается ли падишах, если они не станут обнажать мечи? Не сделает ли он с ними то же самое, что и с предыдущим военачальником Чехры?»
Среди воинов, бросивших свои мечи, были и знакомые лица, кроме самого Латифа — это были его копейщики, узнал их новый военачальник Чехры. С самим Латифом он и многие другие его воины когда-то служили вместе здесь в Расулабаде. Он хорошо знал Латифа и, раз он и его копейщики перешли на сторону Ахоруна, значит, на то есть причины.
Несмотря на любые возможные последствия, военачальник Чехры принял для себя решение. Он снял с себя пояс с мечом, бросил его на землю и подошёл к Латифу.
— Я лучше умру от рук колдуна, чем подниму на тебя свою, — сказал он и крепко обнял, казалось безнадёжного, Латифа.
Воины Чехры и Джоду тоже положили свои и, подходя к соратникам Латифа, протягивали им руки. Со знакомыми копейщиками они обнимались и утешали их.
Осквернённые воины всё ещё сражались, оказывая упорное давление на тех, кто их сдерживал. Неожиданно они замедлились, с приглушённым стоном вдохнули воздух и обронили мечи. Один за другим они начали приходить в себя.
— Они свободны! — прокричали среди воинов, сражавшихся с ними. — Азим освободил их! Слава Азиму! Слава Азиму полководцу! — ликовали они.
— Он сдержал слово, — услышав их, засмеялся Латиф в объятиях друга. Его смех был переполнен боли и страдания и сходил на рыдание.
— Кто такой Азим? — спросил военачальник Чехры, выпустив Латифа из объятий.
— Наездник симурга, — с оживлённой улыбкой ответил Латиф и вдруг услышал крик.
— Пожар! Дворец горит!
— Азим? — в страхе проговорил Латиф.
Он повернулся и увидел, как блок, где расположен аудиенц-зал, охвачен огнём. Внезапная тревога охватила Латифом, и он побежал ко дворцу.
— Где Азим? — кричал он, высматривая полководца. — Он вернулся?
Азима нигде не было и Латиф решил пойти за ним во дворец, но ахорунцы не пустили его из-за огня, полыхающего внутри. К нему подошёл султан и положил руку ему на плечо. Бузург указал на чёрного симурга, пытающегося погасить огонь своими крыльями, отчего пламя норовилось в их сторону. Бузург молча помотал головой, он волновался не меньше Латифа за своего зятя, но идти в этот огонь — чистое самоубийство. Латиф понял это по его глазам и замер в ожидании чуда.