Ни пальм ленивых нет, ни друга мирных нег —
А печи жаркий глаз да за окошком снег.
ПОДРАЖАНИЕ ЯПОНСКОМУ
Голых веток оснежен излом.
Круглый месяц на дне
Голубом.
Ворон на ветке во сне
Снег отряхает крылом.
NOTTURNO[1]
Ропот воли в сумраке полей
Мусикийских темных чар милей.
Пес провыл, и поезд прогремел.
Ветр вздохнул,и воздух онемел.
Лишь вода текучая журчит.
Тайна звездоустая молчит.
В черных складках ночи сладко мне
Невидимкой реять в тишине,
Не своей тоскою тосковать,
Трепет сердца с дрожью звезд сливать.
ЗЕМЛЯ
Илье Голенищеву-Кутузову
Повсюду гость и чужанин,
И с Музой века безземелен,
Скворешниц вольных гражданин,
Беспочвенно я запределен,
И по-иному луг мне зелен,
Журчит иначе студенец
Под сенницей лесных молелен,
Чем жнице ль, пастушку ль овец,
Микулам, сельским уроженцам,
Поднявшим ралами поля…
Но и скитальцам, отщепенцам
Ты мать родимая, Земля.
И в одиночестве, в пустыне,
В смарагдовой твоей раине,
Едва склонюсь к тебе, дремля,—
Ты шепчешь, сонный мох стеля,
О колыбеле, о святыне.
СЕРЕБРЯНЫЙ БОР
Н.И. Шатерникову
Посвящение
Haecce decem cecini peramoenis qui vocitnntur
Argenteis in saltibus,
Те plaudente, mihi iunctissime nuper Horati,
Cultor facunde rustici.[2]
Запев
И рад бы я в зеленый рай…
Смеется Муза: «Поиграй
Там на рожке пастушьем
В лад ветерку и ручейку.
Мудрил ты на своем веку,
Дружил и с простодушьем».
И рад бы в рай; да, знать, лихи
На сыне города грехи —
Не выпустят на волю
Из плена каменных столиц
Навстречу ветру, гаму птиц
И зыблемому полю.
1
Бор над оползнями красный:
За излучиной реки,
Отлагающей пески,
Кругозор голубо-ясный,
Перелески да лески.
Вот могильник зеленеет
Стародавней татарвы;
Церковь тут и там белеет,
И в тумане розовеет,
Блеща, марево Москвы,
Край исконный мой и кровный,
Серединный, подмосковный,
Мне Причудливо ты нов,
Словно отзвук детских снов
Об Индее баснословной.
2
Лес опрокинут в реке.
Веспер в ночном челноке
Выплыл — и вспыхнул алмаз
Где-то в бездонной реке.
Видел я в жизни не раз
В сей вечереющий час,
Как выплывал он и гас,
Веспер на сонной реке:
Что же в старинной тоске
Слезы струятся из глаз?
Словно приснилось лицо
Милой моей вдалеке;
Словно кольца на руке
Верное ищет кольцо.
3
Ловлю в реке тускнеющей
Жемчужно-бледный знак,
Лишь в небе пламенеющий
Затеплится маяк.
Уж сумраки древесные
Слились в вечерней мгле,
И призраки небесные
Склонили взор к земле;
И быль воскресла маревом,
И вновь пловца зовет
Любовь обетным заревом —
И вновь Леандр плывет.
4
В какой гармонии Природа
Легчайшей поступью харит
Обряд дневного хоровода
Пред оком видящим творит!
Как нежно с тенью свет мирит,
Прозрачный сумрак цветом красит!
В каких венцах, одна, горит,
Когда цвета вещей погасит!
5
Заплаканный восход уныло я встречал.
Зардев по краю, бор дичился, и молчал,
И прятал меж стволов испуганные тени.
Семья берез, развив зеленой мрежей сени,
Роняла капли слез при качке ветерка,
Сияла зеркалом предчувственным река…
Но клики первых птиц не раньше прозвучали,
Чем, брызнув золотом сквозь облако печали,
Укравшее зарю,— беспечно-горячи,
В развороженный лес ударили лучи,
6
Уязвило жарким жалом утро бор.
Под глухим нашло забралом утро бор.
По стволам янтарных сосен рдеет жар:
Опоясало кораллом утро бор.
Под зелеными шатрами красный пир:
Упоило светом алым утро бор.
Огласило буйным бубном, медью труб
И ликующим кимвалом утро бор.
7
И чудо невзначай в дубраве подглядишь,
Вот час: вечерняя прозолотилась тишь.
Лиловые стволы повиты сном и страхом.
А на прогалине, дымясь летучим прахом,
Сияет хрисолит огнистых двух полос:
То след от солнечных промчавшихся колес.
Вот ветвь червонная — не та ли, что Энея
Вела чрез темный дол?— волшебно пламенея,
Хвостатым светочем висит во мгле чащоб.
А там и Лучница возносит ясный лоб
Над бахромой ветвей, и стали кущи белы,
Где первые легли серебряные стрелы.
Но ласки лунные таит ревниво бор.
Мне памятен олень, добыча ловчих свор:
Что видел, не скажу, пугливый соглядатай;
Собак я днем боюсь, как Актеон рогатый.
Пришельцы древние из солнечной земли,
Любезны кошки мне, и — помнится — влекли
В повозке Вакховой меня младенцем тигры,
Я с пардами делил в раю невинном игры.
Подалее ж уйдем, о Муза, от охот
И чар лесных под кров, где ужин, свет и кот.
8
Какою ленью дышит лес,
Зеленовейный и воздушный.
Дреме полуденной послушный,
Слагая луга жаркий вес,
Войди под лиственный навес
Отдохновительно-радушный
И в облаке ее завес
Усни с Дриадой равнодушной.
9
Осенний дышит пар и хвоей, и теплом.
Чрез желтый папортник, плаун и бурелом
Ступаю сторожко. Едва шуршат вершины.
Луч бродит ощупью, и лоснится крушины
Коварной гроздие; и, пышно разодет
В листву румяную, кичится бересклет
Красой оранжевых и розовых подвесок.
Лиловым вереском дымится перелесок.
А сосны, как палат незыблемых столпы,
В угрюмо-сизые стеснилися толпы,
Лучу воинственным багрянцем отвечают
И, равнодушные, ущерб времен встречают.
10
Творит природа свой закон
И знает срок суровости и неге,
Себе верна в цветах и в снеге,
В беге
Несущих злак и плод, ущерб и сон
2
Эти десять песен составил я в милых
мне лесах,— серебряными прозвали их.
Ты одобрил мой почин, любимый Гораций,
красноречивый певец полей и лугов (лат.).