Радченко Роман
Светильник и страж
1.
В каком возрасте я понял, что отличаюсь? Сложно сказать.
Первое воспоминание. Мне два или три, лежу в детской кроватке, изучаю потолок. В комнате полумрак, маленький ночной фонарик подсвечивает достаточно, чтобы наполнить комнату зловещими тенями. Громада шкафа выступает, словно древний заброшенный замок. Только смешные жёлтые жирафики ободряюще улыбаются с обоев.
Больше в комнате никого нет.
На потолке движение. Это огромный паук, с ладонь взрослого человека. Мохнатые цепкие лапки переступают медленно, неуверенно. Существо идёт по дуге, будто в поиске. Я гляжу серьёзно, понимаю опасность. Паук пробирается дальше, теряется в тенях. Следить всё тяжелее, свет слабый, и только лёгкое движение выдаёт. Ясно, через минуту потеряю его, и тогда тварь окажется где угодно, даже на кровати или вовсе заползёт на меня, пока сплю.
Я поднимаю крик, прибегает мать, меня поднимают её большие мягкие руки, загорается сильный яркий свет. Слышно бурчание отца: я уже большой и не должен выдумывать страшилок.
Легко быть смелым, когда мало знаешь.
Я обыскиваю глазами потолок, стены. Но паука не видно. Его жертва не здесь, просто шёл мимо. Обошлось.
В целом, у меня было обычное детство: детсад, ободранные коленки, дни рождения с подарками и сладостями. Родители - типичная провинциальная интеллигенция. Отец вёл в местной газете пару колонок, вроде даже руководил чем-то. Помню, носил небольшую рыжую бородку. Мать подрабатывала репетитором и была очень красивой - такой я её запомнил.
Оба любили меня, и мы могли быть образцовой семьёй, если бы не мои видения.
- Ма, а что там ползёт?
- Где? Блин, напугал.
- Вон, на капоте машины.
- Да где?
- Ну вон же! Ты не видишь, разве?
- Да что ползёт?
- Как таракан или паук. Большой только.
- Господи, ну и напугал! Тоже выдумщик. Нет никаких тараканов. Брр... Это у вас в саду такие игры?
Я тогда ещё не понимал, что вижу больше, чем окружающие.
Нередко под нашей крышей собирались гости, болтали о политике, спорили об искусстве. Обо мне говорили: "Мюнхгаузен растёт", а я всё не мог понять.
Вообще, первые годы жизни судьба миловала - тварей я видел только издали. Иногда прошуршат лапки в сумраке, промелькнёт многоногий силуэт, будто оживший кустик. Смотришь пристально, с интересом. Но вблизи они не попадались.
Я понемногу рос, и пока беды обходили наш дом стороной, мои видения оставались для окружающих придурью и поводом для шуток. Правда, сам я не смеялся, а после одного события перестали смеяться и родители.
Мне исполнилось пять. Помню, из садика в тот вечер меня забирал отец. Я ещё удивился, ведь обычно приходила мать. Он ответил, что мама заболела, я не придал значения и отпросился гулять на площадку, отец позволил. Домой попал я поздно вечером. Родители закрылись в спальне, я заскучал. Они не заперлись на щеколду, и я пробрался к ним в большую комнату. Пахло цветочной мазью, отец массировал матери спину, она лежала на животе. Они меня не видели. Вначале я не заметил ничего особенного, и хотел весело их окрикнуть. Но осёкся.
Мерзкая членистоногая тварь, размером с хорошую кошку, с телом сегментами, вроде гигантского клопа. Она присосалась к пояснице матери и тянула что-то изнутри - хитиновое брюшко уже вздулось. И только сейчас до меня дошло, что родители не видят чудовища, разве что мешают слегка. Понимают, что беда есть, но не знают причины.
Я отчаянно завопил и бросился с кулаками. Родители оцепенели. Я прошмыгнул к ним, ударил по твёрдому колючему панцирю. Мать вскрикнула, а существо дёрнулось, хоботок выскочил из моей бедной мамы, а жуткие челюсти щёлкнули меня за палец. По руке будто проскочил разряд, но я продолжал махать руками: "Кыш! Уходи, гадина!".
Клоп отступил, а потом вовсе дал дёру, скрылся за спинкой дивана. Я хотел преследовать, но отец грубо поймал меня за руку.
Меня наказали, заперли в детской.
- Матери плохо, а ты балуешься! - строго сказал отец. - Посочувствовал бы!
Ныл укушенный палец, текли слезы. Я не понимал, отчего злится отец, ведь я защищал нашу маму. Лучше бы клоп напал на отца, так я думал в тот момент, впервые знакомясь с несправедливостью.
А через час мать поднялась на ноги.
- Стресс помог, - шутили потом родители. Я хмуро помалкивал, поняв бесполезность споров.
На следующий день она ходила свободно, поясница отпустила. Зато мой палец распух и посинел.
- Осторожнее играться надо, так без руки останешься, - приговаривала мать, обмазывая палец зелёнкой.
Впрочем, через неделю палец гнулся, как прежде. Остался маленький шрам, он и сейчас там же.
Я уяснил две вещи. Первое: гигантские насекомые - не просто мерзкая гадость, они ещё и враги. То ползут в сторонке сонные, то атакуют. Второе: их никто не видит, не понимают, откуда беда. А начнёшь помогать - заработаешь неприятности.
И от этого стало жутко, по-настоящему.
Через месяц я подхватил в детсаде простуду, мать повела в детскую поликлинику. Я редко болел, но всё ж бывал тут раньше. Здесь полно существ, но они не ползают по стенам, а сидят на спинах, руках, ногах людей, присосавшись. Раньше мне казалось, что это домашние животные, вроде кошечек и хомячков, но теперь увидел как есть.
У прохода на стуле сидит мальчик с перевязанным лицом, а на плече примостилась сороконожка толщиной в его же руку. Дальше по коридору девочка, часто кашляет, но не видит, что вцепилось в её грудь, запустив хоботок под рёбра. Ещё мальчик в инвалидном кресле, ноги облеплены целым роем, живым ковром огромных тараканов.
В этот раз матери не удалось дотащить меня до врача. Я брыкался и вырывался, вопил в истерике. Понятно, к терапевту мы не попали. Зато позже посетили другого врача.
2.
Тревожные родители, незнакомые больницы, стерильные кабинеты. Тётка в белом халате глядела, как на домашнего зверька. Сначала беседует с матерью, где я - бессловесный предмет разговора. Потом их выпроводила и уже мне: "Родители бьют? Ребята обижают? Головой не ударялся?" Хотел я ответить, что реально думаю об этих бредовых вопросах!
Не знаю, что она понаписала в своих журналах и не помню точно их диалога с родителями. "Активные галлюцинации", "тревожное состояние", "психическая травма", в этом духе. Спустя пару дней я оказался у другого врача, мужчины.
И началось самое интересное.
Я на тот момент ощущал себя несчастно - видел, как родителей печалят мои рассказы о насекомых. Хотел извиниться, но не знал, за что.
Новый врач мне сразу понравился. Печальный усталый старичок с неловкой улыбкой. Он заметно косил левым глазом, оттого казался смешным. И смотрел не как прочие, не как на зверька - кивнул и даже грустно подмигнул, пока родители не видели.
Он тоже выпроводил родителей, и даже запер кабинет на ключ, но не стал писать и допрашивать о мнимых проблемах. Была вторая дверь в смежную комнату, врач пригласил оттуда второго пациента, подростка.
- Проходи, Фёдор.
Я наблюдал с любопытством. Казалось, доктор обо мне позабыл. Фёдор оказался реальным дуриком, достаточно взгляда: слюна на подбородке, дикое перекошенное лицо, всклокоченные волосы. Движения резкие, неприятные, при ходьбе ноги подволакивает. Мы таких дразнили на улице.
Юродивый неуклюже шлёпнулся на стул. Тогда я пригляделся: на ноге парня пристроился небольшой паук, с детскую ладонь. Присосался у колена, словно тля, мучает беднягу, чуть шевеля усиками.