Задумчиво наблюдаю, как острый нож в его умелых руках без труда разрезает стейк, как в разрезе мяса проступает алая кровь. Конечно, что ещё мог выбрать хищник? Уж точно не лорис, как я.
Передо мной глубокая прямоугольная тарелка цвета небесной лазури, внутри которой, тщательно завёрнутый в банановые листья, притаился лорис — традиционное блюдо светлых и наша гордость — пряный пудинг из фасоли с ароматными травами.
Погружаю вилку в мягкую субстанцию под хрустящей корочкой и подношу ко рту.
Жмурюсь и на миг забываю обо всём. Ммм, воздушный пудинг будто тает во рту, на языке взрыв вкусов: сладкой паприки, острого красного перца и душистых трав. Забываю обо всём вокруг и сама не замечаю, как уминаю всё.
Сразу после того, как тарелка пустеет, она исчезает со стола, и тут же появляется другая. Удивлённо смотрю на пузатую вазочку из фигурного стекла с воздушным белоснежным суфле с прослойкой из оранжевых ягод иберики. Ойнис, наш традиционный десерт.
— Я его не заказывала, — смотрю растерянно на мужчину напротив.
Тёмный лорд неспешно потягивает ройяк. Плотная жидкость чернильного цвета мягко переливается в широком бокале.
— Я знаю, — смотрит на меня в упор. — Я заказал его для тебя. Попробуй.
Погружаю начищенную до блеска изящную ложечку в белоснежное суфле. Кажется, я лет сто не притрагивалась к сладкому. Сегодня какой-то вечер удовольствий, не иначе.
— Мне нравится смотреть, как ты ешь, — произносит низкий бархатный голос напротив. Мягко и обволакивающе.
Вот только у меня от этих слов и от его взгляда суфле встаёт в горле. Вдобавок я опять вспоминаю о Майе. Пока я здесь праздно наслаждаюсь десертами — ела ли она сегодня вообще? Чувство вины топит изнутри внезапно и яростно.
Откладываю ложку, отодвигаю почти нетронутый ойнис. Тянусь к треугольному бокалу на высокой тонкой ножке. Внутри розовый нектар — я никогда не пила его, тётушка не позволяла. Считалось, что это напиток для взрослых.
Плотная сладость с лёгкой кислинкой приятно обволакивает рот. Делаю один глоток, затем второй. Голове становится легко, по телу разливается приятная расслабленность и непонятно откуда появляется смелость.
Ставлю локти на стол, переплетаю пальцы и кладу на них подбородок. Похоже, сейчас самый подходящий момент, чтобы прояснить все двусмысленности.
— Если я не служанка, — проговариваю медленно, выдерживая его пристальный взгляд. — Тогда кто я?
— А кем бы тебе хотелось быть? — он приподнимает левую бровь и слегка наклоняет голову.
— Свободной, — выпаливаю, не задумываюсь.
В ответ — смех. Искренний и громкий. Тёмный лорд задирает голову и смеётся, глядя в потолок.
Чувствую себя глупо. Сжимаю со всей силы тонкую ножку бокала и делаю ещё глоток.
— Прелестно, — произносит он, — что ты думаешь об этом сейчас, а не когда стояла на коленях у меня в кабинете и предлагала себя.
Закусываю губу. Правда неприятно колет и вызывает внутри слабую волну злости. На себя, на него, на тёмных, которые пришли и сломали наш уютный мир.
— А что бы это изменило? — снова прячу руки под стол, выпрямляю спину. — Меня бы всё равно отправили в Даркотрат навсегда, так какая разница?
Смотрю на него открыто и прямо. И тут происходит кое-что странное. Тёмный лорд первым отводит взгляд. Прячет его в бокале с чернильным ройяком, делает большой глоток.
— Ты совсем ничего не знаешь о моей стране, — произносит задумчиво.
— Я знаю достаточно, — пытаюсь спорить из вредности и неприязни к тёмным и всему, что с ними связано.
— Ты совсем ничего не знаешь о моей стране, — повторяет с нажимом, сверкая тьмой в глазах. — Впрочем, это уже неважно. Прошлого не изменишь, так что не забивай свою красивую головку.
Повисает молчание. Я перевариваю слова тёмного лорда, и что-то в услышанном меня настораживает. Что именно — не могу понять.
Женщина на сцене тянет пронзительную песню. Тёмный лорд смотрит вдаль остановившимся взглядом, но готова поклясться, он даже не видит певицу. Думает о своём. Очерчиваю взглядом его чёткий профиль. Ровный прямой нос, плотно сомкнутые губы с едва заметной складкой у рта — следом от частой недоброй усмешки, волевой подбородок.
Даже в расслабленной позе от него веет властью, силой и тьмой. Никогда, никогда я к нему не привыкну, пусть даже не надеется. А если так…