— Что вы с ней сделали? — Сквозь какую-то пелену услышала я голос врача. К соим губам снова поднесли пипетку и влили что-то непонятное. Это была явно не вода. Я закашлялась и попыталась выплюнуть эту мерзость, но вместо этого в меня полилась долгожданная вода.
— Что это за гадость? — Проговорила громко я, забыв про все свои переживания. — И Вы меня убить захотели?
— Вам нужно ещё полежать, отдохнуть. — Сказал врач и за ним Эдвард положил на мои колени что-то мягкое. И даже не смотря, я сразу поняла, что это за «что-то» по запаху. По такому родному запаху. Так пазла только моя мама. Это был ее шарфик. Я сжала его в руках и прислонила к лицу, вдыхая родной запах. Мамочка, как мне тебя не хватает!
— Как я боюсь, мамочка! — Уже ничего не понимая, прокричала вслух я. Я уже не сдерживала слёзы. Они лились ручьём. Я задыхалась от них.
Почему они все не уходят? И почему я никого не слышу? Я оглядела комнату уже почти незрячим от слез взглядом: все было в пелене, но я отчетливо разглядела трёх мужчин. Увидела, как надо мной склонилось лицо Роберта. Не хочу его видеть. Отвернулась и еле вздрогнула от испуга: рядом со мной лежал Бусик. Как я хочу сейчас его обнять в своей родной постели, в своей родной избушке. И правда стоило мне только о ней подумать, как оп и я оказалась в ней. Родные стены. Слёзы снова захватить меня. Неужели я умираю? Как это больно — умирать. В каких агониях я сейчас.
— Да прекрати ты, дурёха. Ещё жить тебе и жить. — Ласковый, уже знакомый голос, пронёсся рядом. Но не в моей сознании. Он пронёсся совсем близко. Я повернулась… сзади меня стояла Светлоокая богиня. Да, ее голос я больше ни с ее не спутаю. Перед тем, как испугаться, я успела заметить, до чего же она красива: длинные, густые, белые локоны свисали чуть ли не до пола. Светлая кожа с аккуратными чертами лица. Пухлые губки, яркие, голубые глаза. Она была одета лишь в удлиненную майку. Поморщилась, когда заметила, что ее шея и плечи были в рубцах от ожогов.
— Насмотрелась? — Спросила она.
Так и хотелось ответить, что нет. Не зря ее богиней кличут. Невероятного божества женщина.
— Слушай, ты как научилась мысли блокировать? Кот этот близостей научил? — Спросила она. Я зло посмотрела на неё.
— Граф Де Бусильдорф.
— Кот блохастый! — Повторила как-то весело она. — Говорила я Авроре не создавать никого. Так нет — как всегда не послушалась и создала не абы кого, а кота блохастого!
— Граф Де Бусильдорф, — Повторила я с нажимом. Светлоокая засмеялась.
— Вся в меня! Такая же настойчивая! Только бы нервишки тебе немного подлечить. А то с этим отбором совсем с ума сошла. А ещё, — Она отвернулась от меня и пошла на мою пружинную кровать, которая с того первого дня так и осталась не заправленной. Похлопала по месту рядом, приглашая меня. А я же стояла, будто парализованная. Не в силах пошевелиться.
— Ну не хочешь, как хочешь! — Улыбнулась она, — Так вот я в твоём возрасте тоже была такая же слабенькая. Ну ничего, ничего. Выросла и вон все почитают.
— Извини, а почему я должна быть похожей на тебя? — Не заметила, как перешла на ‘ты’.
— Так как же? Твоя маменька не рассказала, кто твоя крестная мать? Вот стерва.
Теперь настал мой черёд улыбаться. Так не просто улыбаться, а заливаться истерическим хохотом.
— Вы? — Чуть ли не указала пальцем на богиню.
— Ты уж определись, на ‘ты’ или на ‘Вы’. Но лучше на ‘ты’. Я ж мама твоя как-никак. А ещё я тоже Белла. Аврора в честь меня тебя назвала. — Женщина гордо подняла голову.
— Можно я останусь здесь? — Я наконец оглянулась. Приятное тепло от своего уютного, маленького домика, разнеслось по всему телу.
— Нельзя пока. У тебя долг вообще-то и все дела.
— Какой ещё долг?
— Да чего нельзя ей? — В наш разговор вмешался ещё один, не известный мне голос. Если бы я не оставалась ещё полу парализованной, я бы закричала. А вот моя крестная мать явно не сдержалась..
— Чертова темная! Разве можно так пугать?
Голос с хрипотцой сзади меня засмеялся. Чего же они все смеются? Что смешного?
Женщина прошла вперёд. Я наконец увидела ее — полную противоположность светлоокой: чёрные, прямые волосы, брючный костюм, но такая же светлая кожа и женщина была на каблуках. В отличие от моей(до сих пор не могу принять) крестной матери, которая была босиком. Вот женщина обернулась ко мне лицом: нос с горбинкой, узкие, тёмные глаза, холодный румянец, но такие же пухлые губы. Женщина протянула мне руку. Я аккуратно пожала ее.
— Я — ее величество темноликая. А зовут меня НиколИна.