– Григорий Александрович, чай, дама стоит, не поленись, любезный, уважение проявить, – насмешливо произнесла Екатерина.
Продолжая писать и нисколько не смущаясь, Потемкин пробурчал: – Один момент, ваше величество, заканчиваю.
Через минуту он встал и с довольным видом протянул Екатерине исписанные листы со своими добавлениями.
– Не утихнут татары, ваше величество! Меры принимать надобно. Вот некоторые добавки в моё суждение по части Крыма. Кой-какие действа по Крыму думаю я уже загодя совершить. Команду дам флот Азовский готовить на передислокацию в Ахтияр, укрепления по берегам будем готовить… С послом нашим в Константинополе Булгаковым спишусь, пусть Яков Иванович исподволь турок готовит к нашим акциям с крымцами.
Екатерина не ответила, она с трудом читала неряшливый текст Потёмкина.
– Опять Крым присоединить требуешь?!.. Императрица вздохнула, но обсуждать сие предложение не стала.
– Когда ж ты, князь, писать-то станешь понятливо? – с укором проворчала она. Затем опять вздохнула: – Возьми сей документ Александр Андреевич, оформи должным образом, потом подумаю что с ним делать, коль потреба в нём будет.
А вот твой, Григорий Александрович, план преобразования Новороссийских земель, весьма и весьма грамотный по форме и грандиозный по содержанию, я одобрила. Хвалю!
Потёмкин кивнул государыне и опять о своём:
– Наплодили Гиреи преемников себе на голову, ваше величество, вот и не могут наследники успокоиться, каждый хочет поцарствовать! Нет чтоб о государстве своём подумать да жить с нами в мире. Отсюда и бесчинства и преступления супротив христиан в Крыму… А коль на зло ихнее не отвечать, сам становишься преступником перед людьми, раз пресечь сие не можешь. Доколе, ваше величество, терпеть сие неразумное поведение татар можно?
Екатерина не ответила. В глубине души она понимала, что мирный договор с татарами буксует и вряд ли он будет соблюдаться ими далее. Кючук-Кайнарджийский договор с турками тоже ненадёжен…
– А сказать, так и вправду, князь, повторюсь: устала я от этих татар крымских, не живется им мирно… Да уж слово держать надобно, коль договор о дружбе с ними подписали, – явно недовольно произнесла она. – Проблемы у Шахин-Гирея, разумею я, в недостатке чутья, умения подготовить общество к восприятию своих весьма нужных начал; недостаёт ему народной симпатии, я бы сказала. Отсюда и недовольства частые: кажин горлопан в смятение татар приводит. Куда это годится?
Екатерина взглянула на часы, стоящие на секретере. – Что ж, пора, господа, – время! Люди ждут!
Она насмешливо посмотрела на Потёмкина: ордена на его груди продолжали висеть криво. – Светлейший князь, – обратилась она к нему, – ты ужо приведи себя в порядок, чай к людям выходим.
В её голосе не было и тени недовольства, была привычная для императрицы материнская, отеческая забота о своём помощнике, некогда близком ей человеке. Присутствующие уловили в её интонации нотки грусти, и понимающе переглянулись.
Статные слуги в ливреях голубого цвета, с посеребренными галунами и аксельбантами, с каменными, неподвижными лицами молча стояли по бокам высоких резных дверей приёмного зала, где загодя собрались гости.
В зале стоял лёгкий приглушённый шум. В ожидании государыни по начищенному до блеска паркету медленно расхаживали десятка три, а может быть и более, придворных вельмож и иностранных дипломатов. Они разбились на группки по три-четыре человека и тихо, вполголоса, обсуждали свои текущие дела, дворцовые сплетни и, конечно, события в Америке и Крыму. Многие бросали нетерпеливые взгляды на двери и слуг-истуканов.
В числе гостей был и новый британский посол Джеймс Гаррис. Он оказался в компании двух немолодых русских сановников. Одеты они были в одинакового покроя коричневые кафтаны, шитые из добротного английского сукна, оба в дорогих французских париках, оба в белых чулках и кожаных башмаках и, конечно, с орденами на груди. Их лица излучали полное довольствие жизнью, от них пахло деревенским духом: молоком и только что скошенным сеном. Посол брезгливо морщился, но не отворачивался, дабы не показаться неучтивым. Он снисходительно разглядывал собеседников. Ему показалось, что они близкие родственники, хотя существенно отличались друг от друга ростом. Гаррису эти русские сановники напомнили английских эсквайеров133.
Посол был не в настроении. Он хмуро посматривал по сторонам и рассеянно выслушивал нудные стенания вельмож. Тот, что повыше ростом, сетовал по поводу возможного неурожая в своих имениях из-за непрекращающихся весенних дождей, другой – на непослушания крепостных мужиков.