Особенно славно смотрелось это с точки зрения Ларафа: большая приземистая кукла с громкими квакающими звуками катается по серой кристаллической пыли, устилающей все пространство внутри импровизированного плаца Большой Работы между скрученными в бараний рог молодыми рябинами.
Отсмеявшись, Шоша выплюнул еще пару фраз. Зверда сдержанно улыбнулась, но отвечать супругу не стала. Вместо этого баронесса повернулась к Ларафу и сказала:
- Барон смеется над тобой, мой сладкий. Ему кажется совершенно невероятным, что тебе достало глупости поверить собственным глазам. Украсть книгу у того человека, с которым она подружилась, практически невозможно. Тем более тяжело утащить ее из кабинета гнорра. У гнорра ведь с недавних пор стоит Сквозной Зрак на входе в подъемник...
- Не уверен...
- Ну так я уверена! Никто ничего не может внести в кабинет гнорра или вынести из него так, чтобы это осталось не замеченным охраной. Разумеется, если сам гнорр войдет в подъемник с какой-то книгой подмышкой, никто к нему приставать не будет. Именно так ты, сладкий мой, протащил "Семь Стоп" в свой кабинет. Тебе можно, потому что ты - гнорр. Но уже любой пар-арценц обязан отчитываться перед охраной в том, что он при себе имеет, какие на нем одеты браслеты и перстни, и совпадает ли опись этих предметов со списком дозволенных к ношению в здании Свода. Правда, старших офицеров пар-арценцев и аррумов - при этом не обыскивают. Но их просматривают до самых костей при помощи Сквозного Зрака. Так вот: если бы кто-то выходил из твоего кабинета с лишним предметом, например, с "Семью Стопами", охрана сразу же подняла бы тревогу и доложила тебе в считанные минуты.
- Так где же тогда книга?
- Вариантов три. Первый: книга в действительности на месте, она по-прежнему видима, а ты просто водишь нас за нос.
- Я не вру! Клянусь!
- Пожалуй, что и не врешь. По крайней мере, оснований к этому у тебя быть не должно.
- У меня их вовсе нет!
- Положим. Тогда второй вариант: книга самопроизвольно ушла в другой аспект существования. Этот вариант еще менее вероятен, чем первый. И, наконец, третий: книга лежит на прежнем месте, но в данный момент невидима. А ты, осел эдакий, не догадался проверить это самое очевидное допущение сразу.
- Но как? Почему она вдруг стала невидимой?
- Потому что на нее кто-то навел порчу внешнего образа.
- Что-что?
- Порчу внешнего образа. Ее вид испортился, понимаешь? Как проказа пожирает человеческое лицо, так специальная магия может пожрать лицо вещи. И вещь перестает быть видимой. Причем зачастую не только обычным человеческим зрением, но и тем, что в Своде называют Взором Аррума.
- Это, наверное, очень сложная магия?
- Не очень. С процедурной точки зрения - простая. Но инициировать ее может только маг высокой ступени мастерства. Ты бы этого не смог сделать никогда. Большинство офицеров Свода - тоже. Вообще, из известных мне людей такое было бы по силам только Лагхе. И, возможно, пар-арценцу Опоры Писаний. Кто там у вас? По-прежнему Сонн?
- Сонна ищут. И все никак не найдут.
- Тем более. Итак, сладкий мой, вот тебе отгадка: книга испорчена Сонном. Потому что Лагхи больше нет с нами, а другим людям такое не по силам.
- А вам?
- Я не человек.
- Ах, да...
- Да-да.
- А когда Сонн успел испортить книгу? Он что - мог тайком прокрасться ко мне в кабинет?
- Это уж тебе виднее. Но я думаю, что он навел на книгу порчу в тот самый день, когда на нас напали лучники Опоры Вещей. Ведь когда Сонн допрашивал тебя, он держал книгу в руках, так?
Перед мысленным взором Ларафа встал тот жуткий денек. Не знающие промаха стрелы безжалостных лучников, встреча с любовником Анагелы, бессмысленные вроде бы вопросы Сонна, треск молний, рвущихся из офицерских клинков...
- Так.
- И потом, когда мы с бароном возродились, он книгу бросил и убежал вместе со своими аррумами?
- Да. Я еще тогда очень удивился, отчего это он книгу выбросил, ведь она была у него в руках.
- Я думаю, она его укусила. Не зубами, конечно. А заворачивать ее в специальный кокон у него времени не было, мы бы его с бароном убили за пару секунд.
- И сожрали бы. Баронесса, я умираю от голода, пойдемте назад. Дверь скоро закроется, - это был Шоша, которому надоело слушать, как его жена учит уму-разуму их ставленника.
- Барон, вы лучше подумайте, как и чем мы будем с Вэль-Вирой драться, со злым отчаянием ответила баронесса.
В самом деле, выход у них был только один: вернуться. Остаться в Варане бароны Маш-Магарт не могли, а повторно открывать Дверь было очень опасно. Зверда настолько глубоко переживала их теперешний конфуз, что забылась и последнюю фразу произнесла не на наречии гэвенгов, а на варанском языке, на котором вела все это время общение с Ларафом.
- А что Вэль-Вира? - насторожился Лараф.
- Не хотелось мне с тобой еще и эту тему сейчас обсуждать, ну да ладно... Лараф, я ведь тебя не зря поцеловала. Ты, конечно, своей корявой Большой Работой мог накромсать нас с бароном в винегрет. Но при этом, по чистой случайности, из-за смещения точки раскрытия Двери на одиннадцать саженей, получилось так, что мы успели уклониться от броска Вэль-Виры...
Зверда вкратце пересказала всю встречу с бароном-сергаменой, добавив для перцу, что Вэль-Вира кровожаден, безжалостен, угоден одному лишь Хуммеру и должен быть изничтожен вместе с исчадиями его и берлогой его в ближайшие же недели.
- Скажите, госпожа Зверда, а если бы я открыл Дверь в том же месте, но на несколько минут раньше? Или позже?
- Раньше - не знаю. А позже - к тебе либо не явился бы никто, либо наши голодные и разъяренные призраки, либо - наши окровавленные тела с ранами необратимых Изменений. Уж Вэль-Вира бы точно смог сделать так, чтобы мы не воскресли.
- Раньше тоже было бы плохо, - ввернул Шоша. - Если вы заметили, баронесса, все время, вплоть до своего прыжка на балку, Вэль-Вира находился в стороне от того места, где Лараф открыл Дверь. Начнись Большая Работа минутой раньше, Вэль-Вира бросился бы на нас из другой позиции и не попал бы в Извержение Лишнего.
- В компенсацию портала, - машинально поправила барона Зверда.
Она не любила тот архаический язык, на котором описывали сложные трансформационные процессы человеческие маги. Говорить "Дверь" вместо "портал" она еще могла, но "извержение лишнего" с ее точки зрения лучше подходило для обозначения поноса или семяизлияния.