— Дорогой Малыш! Я рад, и мама рада, и все мы рады, потому что сегодня ты полетишь. Это хорошо, Господу Богу это угодно. Но мы не будем всегда вместе, нам придётся разделиться, чтобы люди могли везде видеть. И тут я боюсь за тебя. О хороших светлячках Господь Бог заботится, и ничего с ними не случится. Но будешь ли ты достойным и будешь ли всегда хорошенько светить, как того Господь Бог хочет!? Я бы очень сильно огорчился, и мама тоже, и крёстный, и все мы, если бы ты как следует не слушался.
И папа при этом едва не плакал, а мама и в самом деле заплакала. У Яночки в глазах тоже стояли слёзы, да и Малыш готов был расплакаться. Тогда ещё высказался и крёстный.
— Дорогой Малыш, у тебя всё-таки уже есть голова на плечах, и мы все хотим, чтобы ты хорошенько слушался. Я тебе так скажу, если ты не будешь слушаться, ты сам себе сделаешь только хуже. А теперь уже с Богом полетим.
И они полетели, но низёхонько и тихонько, чтобы мама с крёстной и Яночка с Голубкой могли за ними поспевать — пока не перелетели за ручей и через холм, откуда было видно далеко-далеко, до самого горизонта. Тогда крёстный сказал, чтобы те возвращались. И тогда они повернули, а Малыш летел всё дальше и дальше к самому горизонту. А вслед им неслось:
— С Богом! Бог в помощь! Счастливого возвращения! Пусть сам Господь тебя научит слушаться! — но Малыш был уже далеко-далеко и всего этого, наверное, даже не слышал.
И они вернулись и стали говорить о том, какой у Малыша красивый фонарик. Крёстной казалось, что он благородно-жёлтый как золото, маме он виделся скорее белым и очень ярким, Голубка утверждала, что он с розовым оттенком, Яночка настаивала, что такой бывает у светлячков, когда они летят в первый раз, и что только бы Малыш слушался. А она боится, что он слушаться не будет.
Маме же казалось, что, скорее всего, он слушаться будет, крёстная думала также и соглашалась с ней, и Яночка тогда ничего уже говорить не стала. Они были совсем недалеко от дома, попрощались и отправились каждая к себе. У мамы было полно немытой посуды, она тут же принялась за работу, но дело как-то не спорилось. Она думала о Малыше и о Яночке: «С чего бы мой Малыш не стал слушаться?» Она почти сердилась на Яночку.
А те всё летели, слева крёстный, справа папа, а Малыш посередине. На западе небо было алым, а у Малыша было весело на душе. Но тут они приблизились к большому дубовому лесу, и Малыш вспомнил о дятле.
— Папа, здесь есть дятлы?
— Не бойся. Мы ведь в лес не полетим, только рядом. Здесь наша дорога.
Но едва папа успел договорить, как из леса на них вылетело и так зашумело, и так зарокотало, и тут же обрушилось на бедного Малыша. Ах, как он закричал!
— Папа, папа — папа, папа!
— Ну, хватит, молчи уже! Не бойся! Это ведь не дятел, а майский жук.
Но Малыш всё кричал и ёжился, и прятался, пока жужжание не прекратилось.
— Ну, Малыш, ты не должен бояться, — утешал его крёстный. — Видишь его вон там, это майский жук. Он нас, наверное, испугался, нас ведь трое.
— Но оно же так гудело!
— А это майские жуки так жужжат.
И они летели всё дальше, пока на опушке леса что-то не показалось.
— Папа, посмотрите вон туда, что это? Такое огромное.
— Это домик лесника.
— Какой он большой! А это двери там наверху посередине?
— Да нет, это окошко.
— Ну и большое же оно. А зачем под тем окошком и вокруг выложены брёвна?
— Это не брёвна, а поленья, чтобы леснику было чем топить.
— Надо же! Папа, а кто такой лесник?
— Смотри, он как раз идёт нам навстречу.
И навстречу им шёл лесник. Он был такой большой, в широкой шляпе с пером, на боку сумка, а через плечо огромное ружьё.
— Папочка, я боюсь.
— Ну, не бойся! Он обрадуется, когда мы ему посветим.
И они полетели и светили, а он обрадовался и смотрел им вслед.
— Папа, а почему лесник не спит?
— Он же должен следить.
— За чем?
— За лесом, чтобы его люди не обокрали.
— Папа, а разве люди крадут?
— И крадут, и ни капельки не стыдятся, как будто друг друга не любят.
— Я бы им тогда не стал светить. А лесник, он же не ворует?
— Нет, этот нет. Но если Господу Богу угодно, чтобы мы им светили, то мы должны светить, воруют ли они или не воруют.
Так они летели, смотрели по сторонам и разговаривали. Но тут перед ними вдруг что-то страшно загудело. Оно было такое огромное как туча, глаза — как горящие угли, и большой загнутый клюв, а когти, ну просто ужас, у Малыша душа ушла в пятки.
— Папа, папа — папа, папа! — и он уже падал на землю, прятался в траву и думал, что дятел его вот-вот проглотит.
Папа тут же подлетел к нему, и крёстный тоже.
— Ну же, не бойся, Малыш, не бойся! Это не дятел, это сова. Она нам ничего не сделает. — Но Малыш словно бы не слышал. А когда всё же пришёл в себя, начал плакать.
— Папа, я домой пойду, ну папа, я пойду домой.
Но папа и крёстный его отговаривали.
— Нет, Малыш. Не надо! Что бы дома крёстная, Голубка и Яночка подумали! Ты не должен бояться! Светлячки ничего не боятся. Это сова была, а она жучков не ест!
— Она жучков не ест?
— Нет. Жучок для неё слишком мало. Она лучше какую-нибудь мышку или лягушку.
И они опять полетели. Долго ещё летели, как вдруг что-то так грохнуло, что все вздрогнули. Но папа тут же Малыша успокоил:
— Слышишь, наверное, лесник ту сову подстрелил.
И крёстный был того же мнения, тогда Малыш повеселел, и полетел, и всё светил и светил.
Лес кончился, и начался спуск в прекрасную долину. На склонах были виноградники с премиленькими домишками, и такой аромат! — такой чудный аромат.
И пока они так летели, увидели двух светлячков.
— Видишь, Малыш, вон там! — указывал крёстный. — Тот маленький сегодня тоже первый раз летит. Я их знаю, они совсем недалеко от нас. Живут в валежнике. Видишь, он ничего не боится.
— Я, крёстный, тоже уже не боюсь.
И Малыш уже не боялся.
А когда они поравнялись, папа и крёстный прокричали:
— Бог в помощь!
И Малыш тоже сказал:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
И те оба ответили:
— Бог в помощь! Бог в помощь! — и маленький тоже.
А когда они пролетели ещё немного, светлячки уже мелькали то тут, то там, старые и молодые, большие и маленькие, и всякий раз говорили:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
И снова:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
Когда же кончились виноградники, начались прекрасные сады, а в тех садах большие красивые дома, сад возле сада и красивый дом рядом с красивым домом.
— Малыш, крылышки у тебя не болят? — спросил папа.
Малыш ответил, что вовсе ничуточки.
— Давайте всё-таки присядем, чтобы немного отдохнуть, — советовал папа.
Но Малыш снова — что вовсе ни к чему.
Лишь когда крёстный сказал, что у него уже болят крылышки, только тогда Малыш согласился чуть-чуть присесть. И они сели в саду на грушу, на самый верх и стали смотреть.
Месяц выглядывал из-за туч, там и тут мерцали звёздочки, и везде было полно светлячков. Ничего нигде не шелохнулось, даже листва не шелестела. Люди сладко спали, только в одном-единственном окне под самой крышей было светло. Вдруг где-то внизу раздалось: «Кукареку! Кукареку!»