— Здравствуйте — сказал я, изображая улыбку и коммуникабельность.
— Здоров — буркнул мужик, ковыряясь в бумагах на столе. В это время по селектору женский секретаршечий голос взволнованно сказал:
— Вадим Вадимыч! Здесь Обезьянков. Просит вас оказать ему содействие во врезке в газопровод, что на Пролетарской. Говорит, что срочно.
Было слышно, как сам Обезьянков ей подсказывает.
Вадим Вадимыч нахмурился и без эмоций сказал:
— Скажи Обезьянкову, что я могу оказать содействие только по врезке ему по шее. И с большим удовольствием. Так и скажи.
Он щёлкнул тумблером и помассировал правую руку, как будто действительно собирался врезать неведомому Обезьянкину по шее. И с большим удовольствием.
«Круто» — подумал я и подобрал живот.
Вадим Вадимыч пошелестел ещё бумагами, оглядел меня и наконец задал вопрос:
— Как называется яйцо, из которого не вылупился цыплёнок?
Я оторопел. Причём здесь газ, пределы его взрываемости? Что за яйца? А потом обожгло. Намёк на моё ветеринарное образование! Мол, знай своё место. Догадались, что второй диплом купленный! Я собрал волю в кулак, заперебирал мозгами. Так как же называется яйцо, из которого не вылупился цыпленок? И сразу вспомнил — «болтун»!
— «Болтун»! — радостно сказал я, — Яйцо, из которого не вылупился цыплёнок, называется «болтун»!
— Болтун, — согласился Вадим Вадимыч. И посмотрел мне прямо в душу. Посмотрев, поморщился и спросил:
— А ты не такой?
— Нет, — как можно твёрже соврал я и убрал с лица улыбку. Помолчали. Наконец он что-то отметил у себя ручкой и сказал:
— Ну ладно, иди.
На этом странное тестирование закончилось.
Через день я пришёл узнавать его результаты.
На мраморном крылечке конторы лицом к тротуару стоял, тяжело согнувшись, Вадим Вадимыч и как-то обыденно, никого не стесняясь, блевал в урну. Его сильные глаза слезились и он их вытирал ладошками. Рядом под утренним солнцем со скучающим видом курил его шофёр. Ходили люди.
— Ну как там насчёт меня? Что решили? — спросил я, когда Вадим Вадимыч закончил и несколько перевёл дух.
— A-а, ты… — он мутно оглядел меня и сказал — С тобой плохо. Врать надо меньше и, глядишь бы, всё обошлось. Остался бы свободным и счастливым человеком. И на своём месте. Не лез бы в это дерьмо. А ты наврал. Так что завтра тебе с утра на работу. Иди оформляйся. Постой! — он остановил меня — Ты у кого диплом покупал? У Гоги?
— Да — совершенно забыв что я — не болтун, сказал я — У Гоги.
— Так же «штука»?
— Полторы.
— Вот гад! — неодобрительно сказал Вадим Вадимыч и пошёл к машине.
Даже со спины он был очень умный и сильный.
«А ведь он прав. Зачем лезть в дерьмо?» — вдруг подумал я, тоже покурил на крылечке, развернулся и пошёл домой.
Светлые аллеи
Когда свечерело и светило спиной упало за утыканный мерзкими и нелепыми домами горизонт и землю обуяла благословенная ночь, специально созданная для глупостей, я протёр тряпицей штиблеты и, содрогаясь, пошёл. Ответственный квартиросъёмщик Прохор, у которого я арендовал комнатёнку, смотрел на меня с завистливым неодобрением. Он был ещё не старый, но уже какой-то оцепеневший в своих взглядах на жизнь. Мир в сущности состоит из серости и оттенков, но у Прохора было чёрно-белое, как у собаки, зрение. Это плохо, это хорошо. Это чёрное, это белое и никаких середин. Копить деньгу-белое, тратить на шлюх-чёрное. Он, как старьёвщик мог оценить любое явление и вынести свой цветовой вердикт. Я же в этих делах совершенно запутался, уже не различал ни добра, ни зла и поэтому завидовал Прохору, категоричности его православно-серийного ума, его чёткой картине мира и окрестностей.
Я в протёртых тряпицей штиблетах долго ходил по сказочно-жёлтым от электричества улицам. Я чувствовал себя аквариумной рыбёшкой на дне океана, а мимо проплывали разные промысловые рыбы. Как всегда в толпе чувство одиночества и никчемности скрутило меня и, чтобы побороть отчаяние от бессмысленности жизни, я сел на лавку и покурил одну от другой. А вечер был тёплый и какой-то равнодушный. Люди ходили парами, компашками, в одиночку не было никого. Они обнимались, смеялись, но почему-то чувствовалось — они при деле. Какие-то цели, какие-то устремления. Что мне оставалось? Я сделал вид, что я тоже при деле и пошёл на «пятак». Пошёл наискось, срезая угол, как тать меж потухших домов, по теряющейся в темноте и таинственностях тропинке. Крики пьяных и женский визг создавали ночную гармонию, и хотелось не отставать.