Эти предварительные замечания намечают путь, по которому должно устремиться данное исследование. Мы попытаемся установить идентичность этого Лика, под какими бы различными именами он ни появлялся, ибо само это многоразличие удерживает нас в контексте религиозных ориентаций, представляющих собой единый тип личного посвящения, итогом которого является встреча со световым Вожатым. Духовная вселенная Ирана, как доисламского, так и исламского, приобретает в этом смысле особое значение. Во всех своих последовательных явлениях (зороастрийство и манихейство, герметика и суфизм) этот Лик указывает нам одно и то же направление: свет с Севера как порог Инобытия, чертоги крайнего Севера как потаённые обиталища, источающие свой собственный Свет. Мистический Восток, Первовосток — это небесный полюс, точка ориентации духовного восхождения, устремлённого к пламенеющим дворцам имматериальной материальности существ, застывших в своей вечной отрешённости. Эта область не обозначена на картах: это рай Йимы, Земля света, Terra lucida, небесная Земля Хиркалайи. Подступы к ним озарены сиянием visio smaragdina, отблеском зелёного света, характерным для определённого разряда визионёрского восприятия у Наджма Кобра и его школы. Видение этих областей может предшествовать видениям «тьмы на подступах к полюсу», но может и следовать за ними; в таком случае их позволительно считать последним испытанием в ходе личного посвящения. Сообразно с той или иной последовательностью, тема зелёного света предваряет тему «Чёрного света» или истекает из неё, как это будет показано далее при разборе учений двух великих иранских суфиев. Но поскольку эта последняя тема столь же показательна, сколь и неисчерпаема, мы наметим лишь её основные положения, подробный разбор которых потребовал бы отдельного исследования.
Переход от «Чёрного света», от «Светоносной ночи» к вспышке изумрудного озарения означает у Семнани завершение роста тонкого организма, «тела воскресения», скрытого в явном физическом теле. В этот момент раскрывается взаимосвязь между опытом цвето-световых явлений и «физиологией светового человека»: семь тонких органов (латифа) в теле светового человека суть не что иное, как Обиталища семи великих пророков. Таким образом, духовный рост светового человека служит личностным повторением пророческих циклов. Тема этого роста, то-есть освобождения светового человека, прослеживается и в некоторых образцах иранской живописи (от живописи манихейской до персидской миниатюры). В конечном счёте, физиология светового человека, духовный рост которого сопровождается цвето-световыми феноменами, имеющими определённое мистическое значение, созвучна с общим учением о цветовых соотношениях и личном цветовом опыте. Кратко останавливаясь на этом опыте в конце данного исследования, мы хотели бы подчеркнуть, что он — не единственное свидетельство внутреннего родства гения Гёте с гением иранской культуры.