11
Три недели промелькнули незаметно в хлопотах к предстоящему отлету в Америку, и вот теперь Мари-Анж в сопровождении Агнес прибыла в аэропорт Орли. Агнес сразу же занялась оформлением документов на таможне, багажом, газетами, чтоб не скучать в самолете, и всеми остальными мелочами.
Мари-Анж немного волновалась, думая о том, что ей впервые предстоит оказаться одной в незнакомой стране, но она успокаивала себя мыслью, что совершенное знание английского языка, одно из многих необходимых качеств, сформированных в период ее всестороннего воспитания, теперь позволит ей выйти из затруднительного положения.
Последние объятия, наставления, барьер, трап — и вот уже Мари-Анж удобно устроилась в кресле самолета авиакомпании «Джет», осуществляющей регулярные восьмичасовые рейсы из Парижа в Нью-Йорк.
Внимательное отношение стюардессы позволило Мари-Анж почувствовать себя уютно. Во избежание боли в ушах ей предложили роскошный ассортимент кондитерских изделий и холодный апельсиновый сок, от которого она была не в силах отказаться.
Потом она погрузилась в свои мысли, испытывая некоторую неловкость от перемены обстановки, от смелости принятого ею решения и той неизвестности, которая ожидала ее в незнакомой стране. Она была немного растеряна. Прошлое еще тяготило, Мари-Анж понимала, что не до конца освободилась от горечи пережитого, но чувство безграничной свободы уже переполняло ее. Пассажиры, мирно занимающиеся своими делами, казались привыкшими к таким полетам… Поль, наверное, выглядел так же, когда летал в свои командировки. Мари-Анж была немного разочарована тем, что не испытывает ощущения полета; ей сейчас хотелось иметь собственные крылья, чтобы еще быстрее устремиться в ожидавшую ее неизвестность.
Она улыбнулась глупым мыслям, пришедшим ей в голову, успокоилась, и легкий сон овладел ею…
12
Агнес смахнула рукой неизвестно откуда взявшуюся слезу и направилась к выходу. Болело сердце, кружилась голова; это не помешало ей проститься с дочерью, но теперь, оставшись одна, она почувствовала себя старой и никому не нужной. Агнес понимала, что без ее согласия Мари-Анж никогда бы не решилась совершить такое путешествие. Может быть, она поступила опрометчиво, позволив дочери самостоятельно сделать выбор? Впрочем, теперь уже поздно. Агнес огорчало, что ей пришлось расстаться с дочерью в тот момент, когда та опять как будто начала чувствовать к ней любовь. Но, с другой стороны, Мари-Анж теперь уже не могла бы упрекнуть мать в том, что та не дает ей возможности самостоятельно решать свою судьбу.
Агнес зашла в бар и взяла рюмочку коньяка, стараясь избежать удивленного взгляда бармена, который никак не мог понять, почему эта респектабельная дама оказалась здесь одна. Потом она купила несколько журналов и вернулась домой.
Устало бросив журналы на диван, она позвонила приятельнице и отказалась присутствовать на вечере, на который была приглашена несколько дней назад. Задумавшись, попыталась понять, что с ней происходит.
Необычное поведение Мари-Анж, ее собственные воспоминания, рабочий кабинет Поля, детская комната дочери — все это производило на нее сильное впечатление. Неужели смерть человека может вызвать такой поток неконтролируемых чувств, захлестнувших их обеих? Это наваждение становилось невыносимым… Впрочем, его причиной была не столько смерть Поля, сколько то, что эта смерть как бы выявила бессмысленность образа жизни ее и дочери. Привычное спокойное существование неожиданно оказалось разрушенным, и вот теперь основа основ их жизни, собственный эгоизм, был не в состоянии уберечь их от мучительной тоски…
Как хорошо они жили раньше: много денег, благополучное существование, прекрасное общество друзей и знакомых, но все это в один миг утратило свое значение. Агнес всю свою жизнь проводила в удовольствиях и развлечениях, ей не знакомы были угрызения совести. Все ее устремления были направлены лишь на решение материальных проблем и на постоянные поиски новой чудодейственной косметики, чтобы не утратить свою привлекательность. Но теперь в душе Агнес внезапно проснулась материнская любовь, которая дала ей возможность понять важность духовной жизни.
Я никогда никого по-настоящему не любила, но теперь это уже не важно. Лишь бы только Мари-Анж была счастлива, горько подумала она и откинулась на подушки дивана.
13
Было около семи часов утра, когда самолет совершил посадку в нью-йоркском аэропорту. У Мари-Анж во время полета сильно разболелась голова, она выглядела очень больной и усталой. Огромные небоскребы, непривычная форма полицейских, бдительно стоявших на страже закона и порядка, а также кажущееся отсутствие носильщиков вызвали у нее тоску и неосознанное желание немедленно вернуться в Париж. Полицейский хмуро вернул ей документы, не выразив никакого интереса, когда узнал по визе, что она просто туристка. На таможне Мари-Анж уделили значительно больше внимания, пристально изучая содержимое ее багажа. После окончания этой неприятной процедуры носильщик отнес ее чемоданы в желто-красное такси, и она поехала в отель. День только начинался, и на автостраде пока еще не было большого потока автомашин. Угрюмое молчание шофера, казалось, с самого начала не предвещало ей ничего хорошего в этом путешествии.
В ранний утренний час город показался Мари-Анж невзрачным и пустынным. Через стекло машины она видела лишь окружавшие ее со всех сторон бетонные стены. В конце концов такси доставило ее в район Центрального парка, где и остановилось перед роскошной гостиницей, рекомендованной Агнесс. Солнце уже взошло, день начинался чудесный, и Мари-Анж повеселела.
В гостинице Мари-Анж ожидали очередные формальности: предъявление паспорта, уточнение заказанного номера, запись в книге регистраций, пожелание хорошо провести время. Ей показалось, что жители Нового Света совершенно лишены способности улыбаться. Даже молодой посыльный, принесший ей сигареты и получивший за это несколько монет, не удостоил ее своей улыбкой. Но зато Мари-Анж поразил современный стиль ее номера, который был похож как две капли воды на те, что она уже видела раньше в американских фильмах: цветной телевизор, белый телефон, большие кресла и непременная орхидея. Горничная, оказавшаяся членом профсоюза, сначала отказалась распаковывать ее чемоданы, но Мари-Анж при помощи пяти долларов удалось с ней договориться. Она приняла ванну и позавтракала в номере. Устроившись в большом кресле, Мари-Анж дала по телефону телеграмму Агнес, сообщая ей о своем благополучном прибытии, после чего принялась изучать список знакомых, которым должна была позвонить. Немножко подумав, она решила изменить свои намерения, скорее для того, чтобы почувствовать себя независимой, нежели из-за своей боязливости. Прежде чем окунуться в рекомендованное мамой светское общество Нью-Йорка, ей захотелось одной прогуляться по городу и познакомиться с его достопримечательностями.
Она решила начать осмотр с Пятой авеню и была удивлена пестротой публики, встречавшейся ей на каждом шагу. Многие женщины носили безвкусные шляпки, украшенные искусственными цветами. Она увидела элегантных негритянок и суетливых молодых людей. Удручающее впечатление на нее произвело отсутствие влюбленных или даже просто прогуливающихся людей. Все куда-то спешили. Казалось, что она попала в страну роботов, где каждый был запрограммирован на какое-то дело.
Попав в Рокфеллер-центр, Мари-Анж оказалась перед огромным искусственным катком, открытым для всех круглый год. Она с интересом некоторое время наблюдала за катающимися и даже сама захотела попробовать сделать круг, но потом опять вернулась к своему прежнему равнодушному состоянию, в котором пребывала в последнее время. Именно эта апатия явилась причиной ее путешествия, и, наверное, пройдет немало времени прежде, чем ей удастся избавиться от нее.
Немного устав от новых впечатлений, она решила отказаться от ланча на Бродвее и отправилась обратно в отель. Там она пошла в гриль-бар и попыталась выбрать такое блюдо, к которому привыкла у себя на родине. Шустрый юноша принес ей тарелку с едой, выглядевшей очень аппетитно, но скоро Мари-Анж поняла, что вкус не имел ничего общего с видом. В корзиночке, сплетенной из веточек ивы, была небольшая бутылочка «божоле» с красивой этикеткой, однако после первого же глотка у Мари-Анж появилась ностальгия по дому, в особенности по имевшемуся у нее запасу ее любимого вина…