Зовут… А вот зовут-то её не как-нибудь, а Любовью!
- Любовь… Люба. Любочка… Нет! – Любушка, - вот как я тебя буду называть! – на все лады смакуя девичье имя, Гена старался не отходить далеко и поэтому, как только поставили пластинку с медленной мелодией, успел первым пригласить ее на танец.
И хотя к этому моменту он готовился, все равно… Девушка была настолько хороша, настолько свежа и не похожа на других, что всё Генкино красноречие куда-то моментально улетучилось. И почти весь танец он только и мог, что смотреть ей в глаза и млеть от восторга.
- Люба, Любушка… Вам никто не говорил, что Вы похожи на Эсмеральду?- наконец нашел, что сказать Гена, но тонко завуалированный комплимент оставил девушку равнодушной.
- Нет, не говорили пока, - пожала она плечами и тут мелодия закончилась.
Гене ничего не оставалось, как проводить ее к подругам, но план действий уже созрел: приглашать сегодня он будет только её – пусть видит, что намерения у него самые серьёзные.
К концу вечера Геннадий мог себя поздравить: восемь – три, в его пользу. И пусть Люба не пригласила его на белый танец (это он тоже засчитал в «плюс»), зато проводить её до самого дома выпало именно ему. И на свидание пригласить удалось тоже.
Блуждая по ночному городку в поисках общежития, Гена перебирал в памяти события прошедшего вечера и чувствовал, что все у него… Вернее, у НИХ с этой девушкой будет хорошо!
… Наконец, эта бесконечная, тянувшаяся резиной смена закончилась. Геннадий вышел из цеха с таким чувством, будто не с утра он здесь, а как минимум, с прошлой недели. До назначенного времени свидания оставалось полтора часа, и он, проигнорировав заводской автобус, пошел пешком через город, наслаждаясь каждой минутой, приближающей его к Любе.
Внезапно он почувствовал аромат чего-то жареного, вкусного, и сквозь зеленые плети ветвей огромной плакучей ивы с трудом разглядел на утопающем в зелени здании вывеску «Столовая». Оказывается, он зверски проголодался, ведь с утра кусок в горло не лез, но пока не запахло котлетами, даже не подозревал об этом! Он взял полный комплексный обед и дополнительную порцию второго, наелся до отвала и удовлетворенно отметил, что время за едой прошло приятно и незаметно, и уже можно, не боясь показаться невежливым, идти… за Любовью.
Без четверти пять Геннадий прогуливался по тихой улочке перед Любкиным домом. Естественно, волновался. Конечно же – опасался, не передумала ли она насчет свидания. И, как ни старался, не мог реже, чем раз в минуту, смотреть на часы. Вот уже и пять… Десять минут шестого, двадцать… В половине пятого хлопнула дверь, послышался стук каблучков и Любка, даже прекраснее, чем он ее помнил, вышла из калитки. Он хотел было попенять ей за опоздание, но только сглотнул и решил: главное – пришла, а все остальное неважно.
Откуда ему было знать, что Любка была готова к выходу еще в половине пятого, и заметила его сразу, как только он появился перед домом. И что все это время наблюдала за ним из окна, прячась за шторкой, решая, как долго будет испытывать его терпение. И что из-за другой шторы его рассматривал Вовка, выкладывая Любке результаты своих наблюдений:
- Гляди-ка, явился - не запылился!
- На целых пятнадцать минут раньше! – посмотрела на часы Любка. Ну, пусть теперь подождет, не развалится!
- Белый совсем, га-рад-ско-о-ой! – нараспев, по-старушечьи, делился впечатлениями Вова.
- Ничего, у нас быстро загорит, никуда не денется!
- Сам белый, волосы белые, одни очки черные – загорелые!
- Дурак!
- Ты зато умная, с очкариком ходить! Засмеют ведь в деревне!
- Ой, что б ты в этом понимал, с кем засмеют, а с кем – нет!
- Жорка красивше! А Колька выше.
- Ну и что – главное, что выше меня. Почти на голову!
- Ой, фу ты, ну ты – ножки гнуты! – кривлялся от души пацанёнок.
- Ой, получит сейчас у меня кто-то!
- Квазимода, Квазимода! – пританцовывал Вовка. - Настоящий Квазимода, как из книжки, точь-в точь, как Катька рассказывала!..
И так – все сорок пять минут Генкиного ожидания и переживаний. Любка, конечно, чувствовала, что поступает не совсем хорошо, но… Выйди она сразу, и вреднючий Вовка обязательно растреплет, как Любка бегом бежит к приезжему инженеришке на свидание. Ещё и от себя приврёт так, что вся деревня год судачить будет, перемывая ей косточки.
Наконец, решив, что времени выдержала достаточно, Люба в последний раз глянула в зеркало, выдала Вовке тетрадку и несколько цветных карандашей, включила погромче радио, велела сидеть смирно и ждать Анну Ивановну, и вышла из дома.
Вовка
Увидев, как просиял Геннадий, как радостно шагнул ей навстречу, Любка почувствовала жгучий стыд за то, что заставила его волноваться просто так, из-за своего нелепого каприза. И решила, что больше никогда… Ну, в ближайшее время… Не станет вредничать… Наверное.
- Любушка, здравствуйте! Хорошо, что Вы не передумали и вышли – пойдемте, как и договаривались, гулять?
- Пойдемте, конечно, только давайте, раз мы гуляем, перейдем на «ты», а то будто не на прогулке, а на работе!
- Я – с радостью, если Вы… Если ты не против, то такую милую девушку гораздо приятнее называть просто, чем «выкать», как чужой! – проглотил Геннадий Любину «конфетку» за долгое ожидание, не подозревая, что минуту назад ей бы и в голову такое не пришло. Наоборот, она собиралась держать дистанцию как можно дольше и дальше, насколько возможно.
Воодушевленный таким началом свидания, Геннадий галантно предложил девушке руку и они медленно пошли от дома в сторону городского центра.
- Ну, раз мы на «ты», - возобновил светскую беседу Геннадий, может, расскажешь, что ты делала в эти три дня, где была, что видела?
- Да нигде особенно не была, кроме работы. В магазин заходила, Анне Петровне в огороде помогала, с Вовкой вечерами гуляла.
- С Вовкой?!. – замедлил шаг Геннадий.
- Ну да, это брат мой младший. Двоюродный.
- Он с тобой здесь живет, учится?
- Нет, в гости приехал. В понедельник Катя привезла. У него каникулы сейчас, третий класс закончил.
- А Катя – это кто?
- Сестра Вовкина старшая. Мне – двоюродная, на год меня младше.