«Неужели? — мрачно подумал Пул.— Пять лет, как бы не так! Скорее век или даже больше!»
— Выкладывайте все,— потребовал он.
Профессор и медсестра, казалось, обратились за советом к невидимому начальнику, потом одновременно кивнули. Пул предположил, что все они были подключены к информационной системе больницы, к которой присоединен и надетый ему на голову обруч.
— Фрэнк,— произнес профессор Андерсон, плавно перейдя к роли старого семейного врача,— вам предстоит пережить огромное потрясение, но, я уверен, вы справитесь… чем раньше вы узнаете, тем лучше. Сейчас начало четвертого тысячелетия. Поверьте мне, вы покинули Землю почти тысячу лет назад.
— Я вам верю,— спокойно произнес Пул и вдруг, к немалому своему удивлению, почувствовал, что стены комнаты закрутились вокруг него. Он потерял сознание.
Очнувшись, Пул обнаружил, что находится не в унылой больничной палате, а в роскошных апартаментах с притягивающими взгляд, постоянно меняющимися изображениями на стенах. Это были знаменитые старые картины, часто — пейзажи, в том числе и морские, относящиеся, очевидно, к его времени. Пул не увидел ничего враждебного или раздражающего — такие вещи, решил он, появятся позже.
Все обстановка была тщательно запрограммирована, в этом не было сомнений, но он не нашел никакого пульта управления рядом с кроватью и ничего даже отдаленно напоминающего экран телевизора (интересно, сколько телевизионных каналов в третьем тысячелетии?). Он понимал, что ему предстоит очень многому научиться в этом новом мире — сейчас он был дикарем, внезапно встретившимся с цивилизацией.
Но в первую очередь ему следовало восстановить силы и изучить язык. Даже наличие звукозаписывающей техники, изобретенной за век до рождения Пула, не могло предотвратить серьезных изменений в грамматике и произношении. Появились тысячи новых слов, в основном из области науки и техники. Иногда Пулу удавалось угадывать их значения.
Но больше всего неприятностей доставляли упоминания знаменитых людей этих пропущенных веков, несметное число их имен, не имевших для Пула ни малейшего смысла. В течение нескольких недель, пока он не создал базу данных, почти каждый разговор приходилось прерывать для изложения кратких биографий.
Силы Пула восстанавливались, и вместе с этим выросло число посетителей. Визиты всегда проходили под неусыпным наблюдением профессора Андерсона. Пула посещали специалисты-медики, всевозможные ученые и, что было особенно интересно, командиры космических кораблей.
Он мог сообщить врачам и историкам не много нового — все уже было записано в гигантских информационных базах человечества,— но часто ему удавалось предложить краткое изложение или новое толкование событий его времени. Все относились к нему предельно уважительно, внимательно выслушивали ответы на свои вопросы, но почти никто не хотел отвечать на его вопросы. Пул подозревал, что его излишне тщательно защищают от «культурного шока», и почти серьезно стал задумываться о том, как сбежать из этих роскошных апартаментов. Он не удивлялся, обнаружив дверь запертой в тех редких случаях, когда его оставляли одного.
Все изменилось с появлением доктора Индры Уоллес. Несмотря на имя, в ней, очевидно, текла по преимуществу японская кровь, и иногда, призвав на помощь воображение, Пул представлял ее гейшей, достигшей расцвета зрелости. Едва ли уместный образ для выдающегося историка, профессора университета, представителя интеллектуальной элиты. Уоллес была первой, кто бегло говорил на понятном Пулу английском, и он очень обрадовался знакомству с ней.
— Мистер Пул,— произнесла она сугубо деловым тоном.— Я назначена вашим официальным гидом и, скажем, наставником. Моя специальность… я изучала ваш период и написала диссертацию на тему «Крах национальных государств в период с двухтысячного по две тысячи пятидесятый год». Я надеюсь, мы сможем быть полезны друг для друга.
— Уверен, что сможем. В первую очередь я хочу, чтобы вы вытащили меня отсюда посмотреть на мир.
— Именно так мы и поступим. Но сначала мы должны сделать вам идентификацию. Пока ее нет, вы остаетесь… как раньше называли таких людей?., недочеловеком. Никуда не сможете попасть, ничего не сможете получить. Никакое устройство для ввода информации не признает вас.
— Так я и думал,— сказал Пул и криво улыбнулся.— Это началось еще в мое время, и некоторые люди возненавидели саму идею.