"Сладчайшая! Я не забыл наши страстные ночи, ни одна женщина не сравниться с вами. Со мной вы будете счастливой и свободной. Ради свободы Венгрии мы прольем много крови тюремщиков и палачей рода человеческого. Я стал королем Венгрии, и теперь ничто не разлучит нас. Ваш суверен будет против, поэтому необходима тайна. Мой посланец будет ждать вас на улице Сент-Антуан в доме против рынка. Следуйте его указаниям. Страстно любящий вас король Венгрии Ференц Ракоци I."
Когда Анжелика в первый раз прочла эти строки, в ее памяти невольно возник образ мятежного князя, его горящие глаза, речь с акцентом, теплые руки, согревшие ее на несколько ночей, его дерзкая выходка перед русским посольством. Она улыбнулась. Завоеватель, скандализировавший двор, поработивший одну из придворных дам. Но его зыбкое тепло быстро растаяло в холодном мраке жизни. И вот он вновь тянет к ней руки...
Он теперь король! А не о нем ли говорила эта ведьма Ла Вуазен, когда пророчила, что ее полюбит король? Какая насмешка судьбы! Этот момент счастья прошел, больше нет пылкого изгнанника, как нет и его забавной лошадки.
Письмо князя намечало картину бурной и яркой жизни, но она уже не молоденькая девочка, когда наслушавшаяся пастора Рошфора и сбежавшая в Америки. Картина жизни спутницы короля-революционера казалась ей хоть и яркой, но пустой.
Романтичный флер рассеялся, она отложила письмо и провела руками по лицу, словно пытаясь заставить себя думать. Что ее тревожит? Дети? Может быть письмо князя ее смущает, потому что она несет ответственность за них? Сколько она дралась с жизнью, билась о каменные стены ради них, ради их положения и благополучия. Это важно, конечно, важно, но дело не в этом.
Анжелика открыла окно и вдохнула свежий воздух полной грудью. Ей казалось, что она испытывает искушение чем-то темным, сбивающим ее с пути истинного. Дело в самом князе Ракоци! Да, теперь она поняла, вот она истинная причина ее тревоги.
Тогда весной Ракоци показался ей героем, таким необычным, таким не похожим на других. Он говорил о свободе и производил впечатления человека, свободного от низменных страстей, он показался ей настоящим мужчиной. И ее крепость пала после первого же штурма.
Пришло время осмыслить случившееся. Почему-то сейчас вспомнились не только слова о борьбе за свободу, но и его поклон Пегилену де Лозену и готовность покорно идти куда угодно под конвоем гвардейцев. Князь будто даже был рад своему аресту. Ей вспомнились слова короля "Он получил все то, что так давно добивался от меня, деньги, поддержку". Может этому он радовался? Тому, что привлек к себе внимание, соблазнив одну из придворных дам?
Анжелика не жалела о своем поступке. Что было, то было, но образ мятежного героя померк. Настоящий мужчина не пошел бы под конвоем. Его вели бы насильно и для этого понадобились не несколько гвардейцев, а целый полк! И он бы дрался до последнего, пока его не повалили бы и не связали, дрался бы за свою свободу и за нее, свою женщину, но не позволил бы арестовать ее. А его даже не вели, он сам шел, отдав шпагу! И теперь, скрываясь будто преступник, шлет ей письмо сомнительного содержания. Во славу Венгрии мы прольем много крови...
Она испытывала удовольствие, подчиняясь ему, но его ли она видела в своих объятиях те несколько ночей. Нет, он был ей чужим. Как важно отличить подлинные чувства от их эрзацев, как важно не перепутать.
Анжелика знала еще тогда, что не свяжет с ним свою жизнь. Может то была последняя вспышка костра? Ведь она тогда за много лет впервые вспомнила о Жоффрее. Глупая колдунья все перепутала, не увидела правды. И разве не эти воспоминания, которые вызвал князь своим поведением, привели к еще одной вспышке костра в Трианоне с королем и почти разрушили ее жизнь? Она ощутила враждебность к Ракоци.
"Я не выдержала испытание прошлым и оно снова догнало меня. Умер Жоффрей, в ад попала Анжелика..."
Она мысленно провела черту, отделяющую ее первого мужа от ее скороспелой любви с венгром. Король, желающий свергать королей! Ради сомнительной радости залить неведомую ей Венгрию кровью.
— Нет, я вам не помощница. Ваши замыслы темны, а король для своего народа подобен солнцу, которое светит и греет...
Она прервала свои слова. Образ Людовика XIV возник перед ней. Она видела его в своем кабинете, таким, каким он запомнился ей в их последнюю встречу в Версале. Это воспоминание внесло успокоение в ее душу. Она почувствовала себя так, как будто с темной тропинки, по которой пробиралась на ощупь, вышла на широкую, освещенную солнцем дорогу. Оба мужчины, король и венгр, стояли перед ее мысленным взором.