Людовик XIV помолчал, смотря куда-то поверх голов присутствующих, словно в прошлое или в будущее. Сердце Анжелики пропустило несколько ударов, она невольно затаила дыхание. Наконец король обратился к окружающим его аристократам.
— Королевская власть не вольна отнять у человека то, что она ему не давала, кроме случаев, когда имел место поступок, абсолютно несовместимый с честью дворянина. По воле короля или по приговору суда дворянство, дарованное нами, может утрачиваться из-за преступного поведения, которое привело к отстранению от должности. Но дворянское происхождение, дарованное самим Господом при рождении человека, не теряется подобным образом.
Присутствующие вельможи приосанились, перебирая в памяти длинную череду благородных предков.
— Однако, — король продолжил, — исключение составляют случаи, когда и родовые дворянские права могут быть утрачены за самые тяжкие и несовместимые с дворянством преступления. Это государственная измена или оскорбление величества. Впрочем дети и внуки тех, чей род из-за недостойного поведения предков утратил дворянство, могут быть и восстановлены в правах по воле короля.
Король внимательно посмотрел на Флоримона.
— Молодой человек, когда-то мы пожелали, чтобы вы были представлен нам, вы были удостоены чести играть с дофином, а это уже подтверждение вашего дворянского статуса. Король знает свое дворянство!
Флоримон с воодушевлением не сводил глаз с короля.
— Я готов отдать жизнь за Ваше Величество по одному вашему слову! — крикнул он.
— Для начала подрастите, месье. Ваш юный возраст оправдывает вашу непосредственность, но не оправдывает драку. Драться надо только за правое дело.
Король оперся на трость. Флоримон сделал еще шаг навстречу ему, словно боялся не успеть сказать что-то важное.
— Сир, сомневаясь в моем благородном происхождении, обидчики оскорбили тем самым честь моей матери. Я старший мужчина в семье, мою мать больше некому защитить! — Флоримон гордо поднял голову и смело глянул в лицо королю.
Людовик XIV нахмурился.
— Это слова человека, безусловно, благородного, потому что обязанность мужчины — защищать женщину, — медленно сказал он. — Но если ваша мать нуждается в защите, вы должны были обратиться к королю.
— Вы правы, сир! Но для этого я должен находиться при особе Вашего Величества, — не растерялся Флоримон.
Мальчик, несмотря на волнение, завертел головой во все стороны, желая насладиться тем впечатлением, которое на окружающих произвели его слова. Присутствующие заулыбались, но поспешили попрятать улыбки, видя серьезность короля.
— Мы посмотрим на ваше поведение, молодой человек.
Лицо короля было таким, каким Анжелика видела его сотни раз за время их знакомства, серьезным и спокойным. Взгляд короля был словно устремлен в себя и одновременно он замечал мельчайшие детали поведения и эмоции окружающих. Прежде чем двинуться дальше он, наконец, посмотрел на нее, охватил взглядом сразу всю ее и в то же время направил взгляд ей в глаза.
Анжелика не думала о том, как она сейчас красива. Она была взволнована теми словами, которые только что прозвучали. Ее лицо было словно озарено изнутри, волнительная бледность оттенялась темным плащом и белым кружевом платья. Блеск глаз, не от белладонны, а от переживаемых эмоций. Непослушная прядь волос опять выбилась из прически и соблазнительно манила, покачиваясь возле нежной шеи. Простое платье и плащ контрастировали с нарядными туалетами знатных дам и кавалеров вокруг. И рядом мальчик, чья рубашка была со следами ранения.
Она поняла, что король ничего ей сейчас не скажет, даже банальных слов приветствия. И ее разговорчивость в эту минуту была бы неуместной. Слишком много было сказано еще так недавно, от слов любви до суровых обвинений. Будто это было вчера, словно и не было этих месяцев ее отсутствия при дворе.
Она смотрела с гордостью без дерзости, а он с достоинством без надменности. В один миг взгляд короля вспыхнул пламенем. Придворные и даже Расин, Буало и Лафонтен потом еще долго гадали, что было большего в этой вспышке: недовольства, возмущения, подозрения, ревности, радости, нежности, страсти? Может быть в этом коротком взгляде было все, или в нем не было ничего?