— Она будет приносить деньги, а он их проигрывать в карты! По-моему, прекрасный союз!
Все дружно рассмеялись, а Анжелика поняла, что герцогиня не зря волнуется, и от души посочувствовала ей. Ее секрет давно уже стал секретом Полишинеля, и за свою любовь ей придется побороться.
— Мадам, вы не уехали к себе в провинцию развеяться на природе? — спрашивал у нее каждый второй знакомый, из тех, кого она встречала во дворце.
Маркизе дю Плесси приходилось напоминать любопытствующим, что совсем немного времени прошло с тех пор, как она больше года "развеивалась" в Пуату, находясь в трауре, и поэтому пока нет у нее охоты к провинциальной жизни.
Вечером все избранное общество собиралось в королевских покоях. Ожидались, кроме литературной беседы, карты и вечерняя трапеза.
Увидеть короля до сих пор не удавалось. Анжелика задержалась у королевы во время его прогулки по парку, а вплоть до вечера король был занят делами.
Квартирмейстеры еще не всем вельможам сообщили распоряжения короля о выделенных комнатах в Версале. Те, кто еще не был осчастливлен королевской милостью, устраивались пока в ближних жилищах вокруг дворца. Однако не все помещения были распределены, и графы и маркизы, еще не потерявшие надежду, подкупали лакеев и квартирмейстеров, чтобы побыстрее узнать достанется ли им уголок под крышей короля.
Среди тех, кто еще не получил комнаты оказалась и Анжелика. Она старалась не думать о том, где будет ночевать, все как-нибудь разрешится.
Анжелика привела себя в порядок в покоях Великой Мадемуазель. Жавотта, которую она прежде оставила со своими туалетными принадлежностями в подсобных помещениях для прислуги, поправила ей прическу и подала уместные вечером жемчужные серьги и ожерелье, предусмотрительно захваченные из дома.
Лакей герцогини, посланный в Париж, вовремя доставил во дворец слегка оторопевшего от крутого поворота событий Шарля Перро. Чиновник Кольбера, не смотря на волнение, не хотел упускать удачу.
Анжелика ожидала приема в компании уже собравшихся придворных. Все приглашенные были здесь, одетые в богатые наряды и лучшие украшения. Она с удовольствием отметила, что ее мало кто смог бы затмить элегантностью платья. В люстрах и канделябрах горели сотни свечей, при свете которых ярко переливались драгоценные камни на шеях, руках и тканях. Зеркала на стенах усиливали общий блеск собрания. Лакеи вносили банкетки и обитые бархатом стулья, кресло короля стояло в лучшем месте, с которого открывался обзор на всю залу. В соседнем помещении расставляли столы для игры в карты. Все стояли в ожидании Людовика XIV.
— Во время поездки король был раздражительным и вспыльчивым, что на него так непохоже, но повеселел, когда повернули обратно к Версалю, — сказала мадам де Гиш.
— В моем поместье деревенские мужики, когда девица не отвечает им взаимностью, каждый день рубят дрова! Помогает снимать напряжение, — ядовито заметила герцогиня де Вивонн. — Благородным дворянам, первейшим из которых является король, вместо колки дров приличествует охота на зверя. Впрочем сегодня Его Величество в хорошем настроении.
— А я слышала, что в плохом!
— Нет, в хорошем!
— Мадам дю Плесси, — обратилась к Анжелике госпожа де Людр, — а что месье Перро, он же бюрократ, зачем он здесь, вы не знаете?
— Вы сейчас сами все увидите.
— А вот и король!
Людовик XIV, закончив дела, появился в зале в сопровождении Филиппа Орлеанского и военного министра маркиза де Лувуа. Наиболее приближенные к королю вельможи следовали за ними. Выглядел он сегодня прекрасно в своем любимом коричневом камзоле с золотым шитьем, он улыбался, и все вздохнули с облегчением. Он занял кресло, предназначенное ему, после этого согласно рангам и титулам расселись дамы и кавалеры, имеющие право сидеть в присутствии короля. Остальные приглашенные разместились за ними. Место Анжелики оказалось рядом с мадам Д'Эдикур, черноволосой пуатевенкой, кузиной Атенаис де Монтеспан. Анжелике было приятно что за ней сохранилась привилегия табурета. Королева сегодня не собиралась покидать своих апартаментов, но мадам де Монтеспан также отсутствовала, и это было странно. Анжелика наклонилась к госпоже Д'Эдикур и шепотом спросила о ней будто речь шла не о женщине, которая угрожала ее жизни, а о самой обычной на свете вещи.