— Извини, сестра, что не навещаю тебя, — сказал он, целуя ее в лоб. — Моему начальству я нужен сразу в нескольких местах, но родственный долг призывает меня сделать тебе внушение.
Анжелика улыбнулась.
— Не хватает Ортанс. Вы бы ругали меня по очереди: она бранит меня, ты отдыхаешь, она молчит, ты ругаешь.
— Все шутишь! О тебе ходят странные толки, будто ты отринула свое положение при дворе, ударилась в одиозность.
— Можешь не продолжать, — перебила его Анжелика. — Мне и без тебя нелегко. А ты знаешь какого это идти по Тюильри, а люди смотрят на тебя как на приведение. Это кто, маркиза дю Плесси? Стремилась стать фавориткой короля, да не вышло! Говорят она пьет...
— Тебя только это волнует, — усмехнулся Раймон. — Люди бесцеремонны, но не злы. Не воспринимай их слова и вопросы, как вред и осуждение. Есть те, кто хотят помочь, есть просто любопытствующие.
— Не только, — помолчав, ответила Анжелика. Она почувствовала желание говорить более откровенно. — Мне стало душно в светском кругу. Иногда я боюсь, что не смогу поддерживать эти бессмысленные беседы, не могу заставить себя отвечать вежливо.
Раймон поднялся и отошел к окну.
— Сестра, только Бог знает что у человека на душе, даже служители церкви тут иногда беспомощны. Мы можем только приоткрыть оконце человеческой души. Недавно ко мне приходила девушка, которая рассказала мне свою историю, — немного подумав продолжил он. — Она работала служанкой и была соблазнена сыном ее благодетелей. Узнав что беременна, девушка собиралась накопить денег, родить ребенка и покинуть тот дом. Но родилась двойня, а ее скудных средств не хватало, чтобы прокормить двоих детей и себя. Юная мать приняла страшное решение. Она задушила детей периной и тайно похоронила в саду.
Анжелика широко открытыми глазами смотрела на Раймона. Вздох ужаса невольно сорвался с ее губ.
— Зачем мы мне это говоришь?
— Мы судим опрометчиво, не зная причин поступков. Легко заклеймить ее как преступницу, но велико ли преступление матери, которая не смогла выбрать кому из детей оставить жизнь?
— Она заслуживает жалости, ведь она всего лишь бедная служанка.
Раймон покачал головой.
— Нам не всегда дано знать перед каким выбором стоит другой человек и какова будет цена его решения. А беден он или богат, поверь, не всегда это самое главное.
Анжелика вдруг внимательно посмотрела на него.
— Ты хочешь мне сказать, что я оставила двор из-за гордыни?
— Пусть при дворе считают, что ты в опале, но я то знаю тебя с детства. Ты не станешь жертвой обстоятельств, не отступишь перед ними без борьбы. Подозреваю, что даже гнев короля, если он вообще имел место быть, это не то, что тебе преодолеть не по силам. А люди? — будто что-то вспомнив, он вернулся к ее словам. — Это просто люди со всем тем хорошим и плохим, что намешано в их душах со времен Адама и Евы.
— Тебе бы на улицах проповедовать перед зеваками! Я тебе говорю, что сомневаюсь, что мое место при дворе.
— Почему?
— Из моей жизни ушла радость, беспечность, — наконец сказала Анжелика, но тут же почувствовала что ей не удается выразить свои мысли и это мешает ей сосредоточиться.
Раймон удивленно посмотрел на нее и засмеялся.
— Дорогая сестра, беспечность и радость — атрибуты детства. Мы становимся старше, познаем жизнь и расстаемся с невинностью нашей души, ее неопытностью и наивностью. Вместе с этим уходит и беспечность. Я давно живу без этого.
— Потому что ты иезуит!
— Скорее потому что я мужчина. Тебя же твоя женская природа и так долго оберегала. Сначала девочку защищает отец, потом супруг. Она может жить, как веселый щенок или диковинный цветок, если так тебе больше нравится, радуя сердце и глаза мужчины, который берет на себя ответственность за нее. Но жизнь — не море любви, не океан цветов. Ты просто наконец взрослеешь, сестра.
— Мне заказать молебен по этому поводу? — усмехнулась Анжелика.
Раймон развел руками и продолжил.
— Но взросление — не повод для малодушия. Встречай жизнь без страха перед ее новыми поворотами.
— У меня был такой муж, — тихо, будто про себя, сказала она.
— Век обнявшись не проживешь. Не держись за прошлое.