Ладно, ящик подтвердил главное - я действительно в советском прошлом.
Может радиоточка что-то прояснит.
Однако подозрительного вида динамик порадовал лишь передачей "Театр у микрофона". Несколько минут я вслушивался в проникновенные голоса артистов и с удивлением понял, что транслируемый спектакль ничто иное, как "Зеленый фургон" Козачинского. Кажется, в антракте передают последние известия, припомнил я, и оставив радио включенным, пошел открыть окно - от прямых солнечных лучей становилось все жарче.
И сразу понял, что поступил опрометчиво.
Под окном стояла давешняя девчонка в сарафане и смотрела прямо на меня.
- Нюра, - воскликнуло за спиной радио, - ну можно ли так врываться? И патлы, патлы свои пригладь!
- Добрый день! - сказала девчонка.
- Привет, - только и оставалось ответить мне.
- А вы родственник Виктора Мефодьевича?
Отказываться от такой подсказки было глупо.
- Э-э... Племянник.
- А Виктор Мефодьевич, как май, так в поле и до октября, - затараторила девчонка. - А мы с бабой Фросей приглядываем за квартирой. Мы рядом в четвертой живем. А цветов у него нету кроме кактуса, а его и поливать не надо. Поэтому мы ключи и не берем. Но Виктор Мефодьевич предупредил, что может кто-то из родственников появиться. А сегодня смотрим, окно открыто.
- Так это вы звонили? - промямлил я. - Извините, что не открыл, я как раз в ванной был... с дороги, сами понимаете... помыться надо, то се.
- Да ничего! - девчонка радостно закивала, отчего ее русые косички смешно запрыгали, и мне пришло в голову, что неплохо было бы познакомиться с ней поближе, чтоб разъяснить, так сказать, диспозицию.
- Какая симпатичная у меня соседка, - дружелюбно улыбаясь, начал я воплощать свою идею, - А вы бы не зашли ко мне по-соседски в гости, а то, что мы через всю улицу кричим? Заодно и познакомимся.
- А и зайду, - не стала кочевряжиться девушка, - сейчас только до булочной сбегаю. Тут рядом, минут десять.
Через десять минут она конечно не появилась. Не появилась и через двадцать. Томясь от безделья, я слонялся из комнаты в кухню и обратно. Слушал радио и размышлял, кто такой может быть этот загадочный "дядюшка" с поповским отчеством. Несколько раз пробовал дверь - заперта.
Через полчаса, наконец, раздался звонок.
Увидев девушку, я сразу понял причину задержки. Русые косички были расплетены, а длинные волосы тщательно расчесаны. Застиранный сарафанчик сменился на клетчатую юбку выше колен, и белую блузку с голубыми листочками. На ногах белые же туфельки-лодочки на низком каблуке, а губы тронуты помадой.
За секунду я обозрел ее всю, от крепких ножек до распирающих блузку полушарий и остановился на лице. Странно, почему раньше мне всегда нравились тощие девки. Это же просто девочка-персик - нежная кожа, щечки яблочки, губки бантики, глазки цвета сливы.
А я стою тут перед ней, в затрапезном прикиде, босяк босяком. Впрочем, судя по отсутствию брезгливости во взгляде, это ее ничуть не смущает. Во времена моей юности люди были куда проще, носили что придется - страна только выбралась из нищеты. А к стилягам-хипстерам, наоборот, относились с подозрением.
- А как красавицу зовут? - я решил, что немного лести не повредит.
- Евгения, - от смущения девчонка стала важной.
- А меня Феликс.
- Как Дзержинского?
- Типа того. Да вы заходите Женечка. Правда я убраться не успел. Я бы вас чаем напоил, но у дяди Вити даже чайника нет.
- А пойдемте к нам? - предложила Женя. - У нас все есть, и чайник, и варенье, и мед нам деда Коля с пасеки возит.
Отказываться было глупо, да и жрать хотелось.
- А бабушка что скажет? - на всякий случай уточнил я, - не попрет?
- Да что вы! - всплеснула руками девушка, - Баба Фрося мировой человек! Ей только дай кого-нибудь накормить. К тому же, ее и дома нет, она по воскресеньям на базаре медом торгует.
Контакт налаживался.
Глава третья
Четвертая квартира отличалась от третьей лишь наличием еще одной комнаты. В зале висел непременный ковер с оленями, под ним раздвижная тахта, покрытая плюшевым пледом. Вдоль противоположной стены выстроились в ряд старинное трюмо, сервант с посудой, и шифоньер. Посреди комнаты царил массивный овальный стол украшенный вазой с букетом полевых цветов. Через распахнутую балконную дверь виднелась кадка с чем-то древовидным. И, наконец, всю третью стену занимал самодельного вида стеллаж заставленный книгами. На меня глядели тусклые корешки всевозможных собраний сочинений. Тут были Конан Дойл и Джек Лондон, и отечественные Лесков с Куприным и прочими Толстыми. Похоже, подумал я, здесь читают только толстые книги. Наверняка, в толстых книгах больше мудрости.