Раппопет в салоне автомобиля подскочил на сидении, будто осой ужаленный, когда увидал, как стремительно все произошло с Лугатиком, оглянулся мимолетно на Ваньку:
— Ты посмотри, эти задоходые Лугатика вырубили. Ну уж нет, даром им не пройдет! — дернул головой и распахнул дверцу. — Пошли, мозги им вправим! — выскочил из салона.
Ванька замешкался, передавая кастрюлю Карюхе, а когда вывалился наружу, то успел ухватить глазами, как Андрюха подбежал к парням, махнул пару раз кулаками и завалился на бок, уткнувшись носом в траву рядом с асфальтом. Малкин растерялся и приостановился. Парни удалялись. Приведя в чувство Лугатика и Раппопета, под язвительные смешки девчат вернулся с ними в машину.
— Вояки, узнали бы лучше, где тут кафе, кишка кишке заворот устраивает, а вы кулаками машете, — насмешливо съехидничала Катюха.
— С этими красавцами только на природе уху варить, да и то рыбу самим добывать надо, — подлила масла в огонь Карюха. — В городе с ними с голоду опухнешь, — резко сунула кастрюлю в руки Малкину.
Тот смутился, проглатывая издевательства девчат.
— Проще самим найти кафе, чем узнать у этих недоумков, — тихонько и виновато хрюкнул Раппопет. Чувствовал он себя отвратительно, такого унижения в глазах девушек, да и парней, ему никогда не приходилось переживать, все случилось настолько стремительно, что, придя в себя, никак не мог взять в толк, как такое могло приключиться с ним.
— Тогда ищем, — не откладывая в долгий ящик, прозвенела Карюха. — Вы что, нюх потеряли? Надеюсь, не разучились читать вывески и указатели. Двигаем в центр, Катюха, там что-нибудь обязательно наклюнется.
Окраина города осталась позади, дальше выросли многоэтажные, опрокинутые на коньковые крыши дома. Из «жигулей» стали рассматривать улицы, по которым ехали. Вдоль улиц, как и на въезде в город, тянулись асфальтовые тротуары, местами асфальтовое покрытие перемежалось серой тротуарной плиткой. Редкие деревья между дорогой и тротуаром. Дома — как нарисованные, некоторые здания выделялись раскраской и хорошей отделкой. Белым пластиком или свежей краской сияли окна и балконы, и пялились в глаза жирные стебли растущей почти на всех балконах и лоджиях кукурузы. Стриженые газоны, дороги с четкими разделительными полосами. В общем, все как в любом городе.
Городские дороги были заполнены транспортом. Весь транспорт двигался задним ходом. Машина Катюхи ехала не так, как все, выбивалась из ряда, резала глаза, водители возмущенно сигналили, долбили пальцами по вискам, стучали кулаками по лбу, давая понять, что у нее не все в порядке с головой. Но Катюха возмущалась не меньше, отвечая им идентичными жестами. Тротуары были переполнены пешеходами, двигавшимися задом. С удивленным видом горожане провожали «жигули» Катюхи, будто ее «жигули» были возмутителями привычного спокойствия, разворотившими осиное гнездо.
Ни одной вывески по сторонам улиц прочитать не удавалось. Надписи не схватывались налету, казались странными и непонятными. Лишь по картинкам на рекламных щитах можно было догадаться, где рекламировали бытовую технику, где мебель, где автомашины, где нечто иное. Обратили внимание на небольшую площадь с высоким гранитным постаментом и гранитной скульптурой огромной свиньи и такого же огромного петуха. От постамента начиналась длинная зеленая аллея с красивыми скамейками вдоль. Переглянулись, недоумевая. С чего бы свинья и петух удостоились чести? А на другой улице привлекла внимание площадь с еще более высоким мраморным пьедесталом и мраморным изваянием голого зада. Недоумение возросло, от души похохотали. Притормозили, выглянули из машины, Раппопет, веселясь, подмигнул прохожему, показывая на изваяние:
— Дядя, чей это зад, чем он знаменит, что его выставили на всеобщее обозрение?
— Вы, безусловно, благоразумны, — подпрыгнул, как ужаленный, неулыбчивый прохожий с петушиной прической на голове и в коротких шортах, из которых торчали кривые тощие волосатые ноги. — Философ сказал: «Благообразный зад — это лицо цивилизации».
В машине зашевелились, и Андрюха, не ожидавший подобного ответа, сначала что-то беззвучно пробормотал, потом громко хмыкнул, кашлянул, сделал гримасу, пыхнул и вопросительно вытянул лицо:
— В таком случае, что является задом цивилизации?
— Совершенно справедливо, совершенно справедливо, — охотно вновь подхватил прохожий, выпрямился, выпятил вперед тощую грудь, как будто намеревался изречь нечто высокое и неопровержимое, и из-под петушиной прически брызнуло: — Философ прав: «Хрюканье свиньи — это голос разума».