— В реке вода сильно грязная… — Даже изволил чуть сморщить свой нос Ясьяяак. — Мутная очень. Ее даже местные не пьют. Ну разве только совсем бедняки. И те, сначала день или два в кувшинах отстаивают. А те кто побогаче, — они из ручьев, что в реку впадают, или колодцев воду берут. А самые знатные и важные, — пьют ту что из Ключа бьет… Там, говорят, вода всегда холодная и очень-очень чистая и сладкая льется.
М-да уж, — подумалось мне. — Судя по всему, река полна ила. Что конечно весьма способствует сельскому хозяйству, но вот в плане питья, — весьма сомнительное удовольствие.
Да и стоки многочисленных больших городов и деревень, наверняка спускающие свои отходы в столь удобно расположенную рядом реку, вероятно приучили местных жителей избегать речной воды. …Однако непонятно, почему у Ясьяяака такой испуганный вид.
— Чего ты боишься Ясьяяак? — Изображая большую проницательность, взглянул я в глаза нашему гиду-штурману.
— Да меня… — Тихо ответил Ясьяяак. — В этой деревне хорошо знают, и если с вами увидят…
— Понятно… — Протянул я, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. — С внешностью наших, не совсем добровольных помощников, явно надо было что-то делать. Вот только беда, — набора театрального грима я с собой не захватил. …Да и не было у меня такого никогда.
Ладно. — Я ведь все-таки когда-то учился на художника. …Пусть и прикладных промыслов, но все-таки.
А что надо сделать, чтобы человек стал неузнаваемым? — Стереть все наиболее характерные черты, и добавить несколько новых.
Что во внешности нашего Ясьяяака наиболее бросается в глаза? — Да вот глаза-то и бросаются. — Мало того что достаточно умные и хитроватые, так еще и какого-то нехарактерного желтоватого отлива. …А еще длинная, почти до середины груди, борода.
Значит, первым делом, долой чалму-повязку! Как я уже успел убедиться, — волосы под чалмой достаточно длинные, и одна из основных функций этой чалмы, — убрать эти длинные волосы с глаз.
…И не удивительно что волосы длинные, — во время долгих плаваний, посетить парикмахерскую, особой возможности нет. Вот они и растут месяцами, пока капитан не вернется домой. …Ибо примета такая есть!
Значит, зачесываем волосы вперед, чтобы челка падала на глаза. …Гы-гы. — будет этаким доисторическим эмо, благо и видок у него сейчас довольно печальный.
А вот бороду мы… нет, тупо укоротить, будет недостаточно… Так что сделаем-ка мы ему этакую шкиперскую бородку переходящую в бакенбарды, сбрив усы и растительность на подбородке.
…Видок признаться довольно странный получился, да еще и учитывая участки кожи, не загоравшие уже наверное лет двадцать, а то и тридцать… Ну да ничего. — Сегодня Ясьяяак с корабля не сойдет, будет Тууивоасика сторожить. А за время, пока доплывем к Аоэрооэо кожа успеет обгореть.
Что бы еще… Ах да. — В один из мягких сапожков-ботинков, под пятку вставляем своеобразную стельку. — Ясьяяак сразу начинает немного прихрамывать.
Осталось выдать ему одежду из собственных запасов, да и кой-кого из матросов разорить, потому как одежда наших громил-степняков, ему явно будет великовата. — Вот, теперь Ясьяяака и родная мать фиг узнает… Ну, может мать, или кто-то из близких знакомых, конечно и узнает. Но с «шапочными» знакомыми, явно прокатит.
— …А ты Отуупаак чего ржешь? — Окрикнул я стоящего невдалеке капитана-конкурента. — Ты следующий… И быть тебе одноглазым!
В деревушку мы вошли уже под вечер. Первый раз, не без некоторого душевного трепета, предъявили хмурому аиотееку-оикияоо, распоряжавшемуся на причале, свою фальшивую подорожную. И первый раз изложили свою легенду.
Подорожную он изучил весьма внимательно. Правда, как мне показалось, — узелки на правильность завязки не проверял, а вот содержание изучил довольно тщательно.
— Пошлет доклад начальству! — Шепнул мне Отуупаак, щеголявший в, неизвестно как затесавшейся на борт, кожаной безрукавке степняка, (доходившей ему до середины бедер, и выглядевшей весьма своеобразно), и повязке через правый глаз… Нет, не подумайте чего, — конечно и все остальные, положенные приличиями элементы одежды, вроде штанов и трофейной широкополой плетеной из соломы шляпы, тоже присутствовали. Но именно эти два, ранее перечисленных предмета туалета, составляли отвлекающую фишку. А еще выбритая тонзура, делающая его на несколько лет старше, и опять же, — хитрые стельки, заставляющие «пациента» сильно косолапить.