— Конечно, мне кое-что приходит в голову!
— И что же? — угрожающе спросил Аят.
Нагиб рассмеялся и взглянул на них так, словно хотел этим сказать, что не так пьян, как им кажется. Потом он постучал пальцем по бумаге и произнес:
— Вполне вероятно, что это — подделка. Это… — Он сделал долгую паузу.
Для Аята все это было слишком. Он схватил Нагиба за плечи, толкнул к столику у двери, наклонил его над фарфоровой миской и полил на голову водой из кувшина. Нагиб так фыркал и отряхивался, что брызги летели по всей комнате.
— Что значит подделка? — взволнованно вскричал он. — Отвечай!
Нагиб вытерся. Холодная вода вмиг отрезвила его. Он вернулся к столу и указал на бумагу.
— Здесь речь идет о Джосере. Фараон Джосер принадлежал к III династии, правившей четыре с половиной тысячи лет назад.
— Ну и что?
— Во времена царя Джосера демотического письма еще не существовало, оно появилось только через две тысячи лет. Поэтому я и подумал о подделке. Фальшивки такого рода не были редкостью. Во времена поздней истории Египта жрецам даже нравилось подделывать документы.
— И зачем они это делали? Есть этому какое-то объяснение?
— Есть только предположения. Некоторые считают, что жрецы делали это для того, чтобы замести следы и отвлечь от каких-то важных вещей.
Мустафа-ага Аят прервал разговор. Он схватил лист с переводом Нагиба. Парень чувствовал, что оба гостя вдруг очень разволновались, но не решался задавать какие-либо вопросы. Даже когда Аят внезапно начал прощаться, Нагиб сдержался.
На следующий день Аят и эль-Навави отправились обратно в Египет. Они сели на ночной поезд до Мюнхена, в беспересадочный вагон до Асконы, где потом взяли билеты на пассажирский пароход до Александрии. Аят и эль-Навави ехали вдвоем в комфортабельном купе. Они лежали на сиденьях полностью одетые — о сне нечего было и думать — и разговаривали. Уснули они только после Лейпцига.
Это случилось около двух часов ночи, когда Аят в бесконечном скрипе вагона и перестуке колес расслышал странный незнакомый звук. Он исходил от двери, которую Аят предусмотрительно запер изнутри. Было слышно, как кто-то ковыряется в замке. Мустафа встал. В приглушенном свете зеленого ночника, закрепленного на потолке, тень Мустафы, двинувшегося к двери, казалась размытой.
— Ибрагим, — тихо прошипел Аят, — ты слышал?
— Нет, — недовольно пробормотал эль-Навави и отругал Мустафу за то, что тому не спится спокойно.
Аят снова лег. Он лежал в полудреме, терзаемый сомнениями. Стоила ли поездка в Берлин таких затрат? Приведет ли след, по которому они идут, к желанной цели? Мустафа также не был уверен в том, что для этого дела подходил такой человек, как эк-Кассар. Конечно, он присоединился к их движению еще в молодые годы, но вот уже почти восемь лет жил за границей. Что, если он надумал обвести их вокруг пальца? Что, если он обманул их, как базарный торговец верблюдами? Проблемы и вопросы — все в один миг показалось почти неразрешимым. Мустафа заснул с этими мыслями.
Через какое-то время Аят внезапно проснулся. Правда, состояние, в котором он очутился в следующее мгновение, вряд ли можно было назвать бодрствованием. Скорее наоборот. Как бы там ни было, он почувствовал чудовищной силы удар по голове. Острая боль пронзила его тело, и тут же наступила предательская беспомощность. С этого момента он воспринимал все вокруг лишь отрывками и как будто издалека: кто-то обыскивал его багаж, затем неожиданно вспыхнуло пламя, купе наполнилось чадом, криками людей и, наконец, раздался визг аварийных тормозов.
Мустафу-ага Аята и Ибрагима эль-Навави вытащили из купе без сознания. Когда они, кашляя и задыхаясь, очнулись, то обнаружили, что лежат на железнодорожной насыпи. Над их головами пыхтел локомотив. Попутчики потушили огонь. На вопрос «Что случилось?» кондуктор в голубой униформе сообщил, что, возможно, перегрелась одна из осей, поезд поедет до следующей станции, а там вагон отцепят и пассажиров, разумеется, переселят в другое купе.
Поезд медленно двинулся дальше. Купе было в ужасном состоянии: перерытые и обугленные вещи и чемоданы. Первым делом Аят бросился искать черный камень, но его опасения подтвердились: каменная пластина исчезла.
— Иншаллах, — сухо заметил Аят и, вытащив из кармана брюк коричневую бумагу, сунул ее под нос эль-Навави.
— Йа салам! — рассмеялся Ибрагим, все еще кашляя.
Глава 4
Синай
О вы, которые уверовали! Вспоминайте милость Аллаха вам, когда пришли к вам войска, и Мы послали на них ветер и войска, которых вы не видели. Аллах видит то, что вы делаете! Вот пришли они к вам и сверху и снизу вас, и вот взоры ваши смутились, и сердца дошли до гортани, и стали вы думать об Аллахе разные мысли.