– РЛС COBRA наблюдаю, объект идентифицирован, X = 5184018, Y = 6463959! – Волонтер доложил в штаб. Убедившись по пришедшим фотографиям, что это действительно то, за чем мы все вместе столько охотились, из штаба прислали ответ:
– Наблюдайте, десять малых.
Через пять минут мы увидели ракету. Точнее, не ее, а результат ее применения – скорость оперативно-тактической ракеты «Искандер» слишком велика для наблюдения. Белое озеро взрыва, которое мы видели через «ночную» камеру, поглотило и немецкую РЛС, и машину сопровождения. Немецкие десятки миллионов евро вылетели в трубу, а ВСУ потеряли свою самую современную станцию контрбатарейной борьбы. Задача была выполнена.
– Сеня, по-братски, веди «птичку» домой, а я чуть передохну, послушаю музыку. Немец гуд-бай, – резюмировал он на современный манер. Волонтер включил музыку на компьютере – он был любителем старого западного рока, но в компьютере по странной случайности запел Джон Леннон с песней Imagine, в переводе на русский – «Представь».
Кумир прошлых поколений пел: «Представь, что нет стран», «Мир станет одним целым», «Представь, что нет рая и ада», «Представь, что все люди живут сегодняшним днем», «Нет ничего, за что можно было бы умирать».
Эту мелодию я слышал десятки раз, но сейчас она вызывала во мне особенное отторжение – я не был согласен ни с чем из того, о чем в ней пелось. Я не хочу жить в мире, где нет России и нашего народа. Я не хочу, чтобы исчезли другие страны, а мир превратился в одно навязанное всем целое – где же в нем тогда свобода? Мир без рая и ада – это мир безнаказанности, мир без воздаяния и за зло, и за добро, мир, в котором «нет Бога, значит, все дозволено», как писал Федор Достоевский. Я не хочу и того, чтобы люди, подобно животным, существовали без смысла.
Я и сотни тысяч моих боевых товарищей дышим на СВО полной грудью. Мы знаем, за что стоит умирать. Мы знаем, за что стоит жить.
Алексей Ивакин (1973–2020)
Чернухино. Ик-23. Повесть
После второго залпа «Градов» по Чернухинской колонии начали работать минометы. От близких разрывов вылетали стекла, осколки летели на койки, втыкались в подушки, рвали одеяла. Заключенные сидели на корточках, прячась за импровизированной баррикадой из тумбочек. Отряды перемешались. Охрана, опера и прочие сотрудники ИК-23 разбежались, оставив подопечных на произвол судьбы. Толпы зэков метались из секции в секцию, стараясь укрыться от прилетающей смерти.
Тех, кому не повезло, оттаскивали в душевые. Там хоть кровь стекала в канализацию. Война всех уравнивает. Вместе лежали и «смотрящие», и «опущенные». И таскали мертвых тоже вместе. Понятия остались в довоенной жизни.
Осужденный Потапов с погонялом Боцман после очередного близкого разрыва выполз из спальни в коридор. Там хотя бы окон не было.
– Подвинься, – пихнул острым локтем какого-то зека. Тот сидел, подтянув колени и уткнувшись лицом в них.
Зэк не ответил. Осужденный Боцман ткнул его еще сильнее, тот медленно завалился, сполз по стене и глухо ударился головой о бетонный пол, покрытый желтым линолеумом. Лицо его было перепачкано запекшейся кровью.
Боцман огляделся. Кругом стонали, матерились, харкали кровью. «Шныри» рвали полосами простыни и кальсоны, неумело заматывали раны, бегали с кружками воды. Откуда-то доносились глухие удары, словно кто-то бил топором по двери.
Мелькнуло знакомое лицо.
– Хохол?! – крикнул Боцман. – Хохол!
Невысокого роста зэк оглянулся. Измятое лицо, серые глаза, бесстрастный взгляд. Да, это Хохол.
– Боцман? Живой? Мне сказали, тебя завалило вчера.
– Хрен им, – сплюнул Боцман и встал, придерживаясь за стену казенно-голубого цвета. Он сам ее красил в прошлом году. – Хохол, нам кранты.
– Будто я не знаю, – ухмыльнулся Хохол.
Если бы Боцман увидел эту ухмылку пару месяцев назад, он бы, наверное, обделался. Если Боцман сидел за чистые кражи и на зоне сторонился воровской кодлы, стараясь быть ближе к мужикам, чем к ворам, то Хохол… Про Хохла ходили легенды.
Говорили, что первый раз тот сел за то, что менту заточку в печень всадил. Милиционер был его одноклассником. И женился на подруге Хохла, не дождавшейся того из армии. Говорили, что прямо на свадьбе и заколол бывшего друга. И сдался сам. А по зонам пошел «по отрицалову». Слов лишних не говорил, движений резких не делал. Был вежлив и чистоплотен. Но если узнавал, что в отряде «сука» или «крыса», мог зарезать так же спокойно, как играл в шахматы. Срок ему добавляли и добавляли, приближался четвертьвековой юбилей.
Познакомился Боцман с Хохлом, как ни странно, в библиотеке. Тогда его только перевели в ИК-23, попал он на карантин, потом в третий отряд, где и жил Хохол, потом уже во второй перевели. В библиотеке были отрядные дни – раз в неделю зэки одного отряда могли туда приходить, если хотели. Телевизор Боцман презирал, предпочитая читать. Вот тогда они и разговорились. На неделю можно было взять пять книг. Читать, конечно, из новинок было нечего. Зато много классики. От Жюля Верна до Мельникова-Печерского. Вот четыре книги «На горах» и «В лесах» Боцман уже взял и думал, что бы еще подобрать, но как-то глаз не цеплялся ни за что.