– Типун тебе на язык, Халилулла! Как мог ты вспомнить это слово — воспротивился, вдруг посерьёзнев лицом, Кадыргулла. – Про какой такой дефицит ты говоришь? Зайди в любой магазин: птичье молоко надо — только посмотри получше на полки, где оно стоит. Как говорит один мой знакомый, сегодня, если захочешь, можно купить даже маленькую атомную бомбу.
– То-то я гляжу, – возразил уже Халилулла, – ты, наверно, теперь одним птичьим молоком питаешься. Отощал что-то, смотрю. Иль жареный петух, тот, от которого молоко, клюнул?
– Обижаешь, дорогой. Никакой не петух, а рациональное питание. Все жалуются, зарплату не дают, голод приступает. А я — как это у Вольтера: всё, что ни случается, – всё к лучшему. У меня не голод, а голодание. Понимаешь? По Бреггу. Могу даже не только без денег — без воды жить могу. Приспособился мочу пить. То есть не мочу, а урину. Понятно тебе? А ты говоришь, отощал. Не отощал, а помолодел.
– Понятно с тобой, – задумчиво смотрит на приятеля Халилулла. – То, что словно бы помолодел, – это точно. Ну а в сумке-то что у тебя? Иль маленькая атомная бомба?
– Э-эх, дорогой, всё смеёшься. Зачем мне бомба?
– Правильно, тут и без бомбы, как с бомбой. Но, как говорится, нам татарам всё равно. Так, что ты несёшь?
– Да на ярмарке я был.
– На какой ярмарке? – удивился Халилулла.
– Как на какой? Ты что, не проснулся? Возле спорткомплекса ярмарка. Талонная, за талоны дают товары, продукты. С десяти часов утра. В газетке про неё предупреждали.
– Возле спорткомплекса? А я только что мимо проходил, думал, там какой митинг собрался. Вот дураки, думаю, на холоде затеяли митинговать.
Халилулла, сдвинув шапку на лоб, скребёт затылок.
– Так подожди, – вновь продолжил он, – что-то я ни прилавков, ни машин с торговлей не заметил. Одни люди.
– Не ври, – перебил его Кадыргулла. – Я сам в пол-десятого пошёл, уже две палатки торговали. Правда там только трусы и всякий шурум-бурум был. А мне, как видишь, скоро и трусов не надо будет.
– Так чего ж ты накупил, – посмотрел на сумку приятеля Халилулла, – если трусов не надо?
– Не торопись. Всё по порядку расскажу. Меня ни трусы, ни это, – Кадыргулла кивнул на сумку, – больно-то не интересуют. Это жена всучила мне талон. Непременно, мол, отоварь. Но главное ведь – средь народа потолкался. Ой потолкался. Посмотрел на людей и себя показал. Ведь городская газетка напишет про ярмарку: прошла успешно, на столько-то тысяч наторговали. А тут своими глазами всё видел, покипел в самом котле. О-ох, сколько народу! Всё б им кучей побыть. Но много некультурных средь них. Ой много, – качал головой рассказчик. – Я-то, пока все возле двух палаток мёрзли да Ельцина всё обласкивали, я – в спорткомплекс. Там телевизор. Часок послушал Киркорова, дуэт «Академию». И тут, вижу через окно, как девятый вал, все ломанулись в одну сторону; машина из одиннадцатого гастронома подъехала. Выскочил — и туда же. Меня, как в клещи, сдавили со всех сторон. Бескультурье форменное! Но с другой стороны, – Кадыргулла хитро улыбается, – справа ко мне прижалась одна, груди у неё – как астраханские арбузы; слева — другая, будто подушкой прижалась. А та, что впереди, – так себе, худосочная. Она всё голосила: «Скажите, сколько стоит торт?» Торт уже распродали, а она всё: «Сколько стоит?» И мать чью-то вспоминать начала. Бескультурье! Продавщица — ноль внимания. А которая при астраханской конфигурации, вначале молчала. И мне-то приятно возле неё. А тут она тоже завелась вдруг: мол, повесьте перечень товаров с указанием цен, чтоб издали видно было. Ну я-то ей: «Вам, может, и витрину привезти?» Она только рот раскрыла, чтоб пакость какую сказать, но не успела. Тут один мужик, который уже на подходе к весам с толпой покачивался, как заорёт: «Не держитесь за яйца!» Это ж надо додуматься. Я ему: «Ты куда ж, дурак, с яйцами полез в такую давку? Не мог что ли жене отдать?» Жена-то, я видел, со стороны командовала: «Давай, давай! Хоть сушек да пакмай возьми!»
– От сушек и я бы не отказался. Или хоть горох. Он под Брегга пошёл бы. Но безнадёжно далековат был от машины. Так и пробуксовал возле астраханки. И то ладно хоть, приятно так. Но, гляжу, ещё одна машина катит. Ломанулся я к ней. Только кто-то, уж не астраханка ли, в отместку за витрину, дала мне подножку. Так что опять припозднился. И, когда возле самого борта стиснули меня, понял я, наконец, о чём кричал тот, просивший не держаться. Однако тут уж до цели добрался. Шлепнул своим талоном на 67 руб. 21 коп. по прилавку, и вот, пожалуйста: очпочмак, сырники, школьное пирожное пацану. Жаль вот только, горох не купил. Под Брегга бы. Но всё своими глазами видел, покипел в самом котле. О-ох, сколько народу!