Дети как игрушки
Моя младшая дочь (тогда ей было шесть с половиной) заявила: «Все-таки для многих взрослых дети – игрушки».
Выяснилось, что к такому выводу она пришла, когда совершенно незнакомая женщина позволила себе потрепать ее по щеке, потрогать волосы, спросить, настоящие ли они. То есть отнеслась к ней как к объекту, к которому можно прикоснуться, погладить его, поиграть с ним, наконец. Согласием объекта, понятно, в этом случае обычно не интересуются (действительно, кто же спрашивает игрушку, хочется ли ей играть!). Априори считается, что у взрослых есть право вторгаться в мир ребенка по собственному желанию, даже без предупреждения – просто так. И все это только по одной причине: потому что он младше (сравните: другого цвета кожи, другой веры, другого роста, другой национальности и т. п.).
Как на самом деле для вас выглядит эта ситуация – легко проверить. Представьте, что проходящий мимо человек таким образом повел себя с вами: «Ах, какие мы красавицы!» И – по попке… Не правда ли, пощечины ему не избежать? Ну или как минимум жесткого ответа. Да что там по попке! Часто обычный вопрос слышится многим как недопустимая фамильярность.
В чем же разница? Не в том ли, что младший не может дать отпор старшему и наше умиление кажется достаточной причиной для таких проявлений? «Ну что вы, я же с благими намерениями!» – отвечают в таких случаях. «У меня и в мыслях не было обидеть ребенка!» (Уверен, это можно отнести и к женщине, которую встретила моя дочь.) В том-то и дело, что такое поведение часто считается нормой. Если именно сейчас взрослому захотелось поговорить («Сколько тебе лет?», «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», «Сколько будет пятью пять?», «Почему мы не улыбаемся?») – вынь да положь ему взаимодействие. Ребенок должен отвечать, не имеет права на стеснение, на молчание, на элементарный отпор. Ему следует безропотно терпеть чужие прикосновения, глупые комплименты, неискренние вопросы. Мало того – он обязан вести себя в соответствии с представлениями окружающих, иначе его еще и оценка взрослого настигнет: «Хорошие детки так себя не ведут!», «Я же тебе столько раз говорила!», «А почему мы не отвечаем, мы что, стесняемся?». О, это «мы»!..
«Не отвечаю, потому что не хочу!», «Уберите свои руки!», «Мне не до вас сейчас!» – эти ответы кажутся вполне логичными, но у детей нет такого права. Мы сильнее, мы заставим, мы вытащим из них нужное нам поведение. В подобном положении оказывались в разных странах и в разные эпохи многие группы людей: рабы, женщины, чернокожие. Что перечислять – много кто еще.
Да, речь снова идет о самом банальном насилии. И часто – возьмем, к примеру, женщин – такое поведение прикрывается чудовищной ложью: они недостаточно развиты, они не способны понять, они требуют опеки и прочее. Ну а рядом, конечно, и обожествление: «О, прекрасный женский образ!..» («О, дети – это просто ангелы»).
Так что и объяснения типа: «Им самим это нравится», «Только так с ними и можно», «Мы хотим как лучше», как говорят нынешние дети, «не катят». Им не нравится – я знаю точно. Откуда? Просто многие из них мне об этом говорили. Хотите – спросите сами!
ПРОДОЛЖАЕМ РАЗГОВОР
Зачем взрослым «дети-игрушки»?
Игрушка – это метафора восприятия взрослыми детей как существ, к которым по определению нужно проявлять особое отношение: дети слабые, детям требуется повышенное внимание, дети любят, когда с ними сюсюкают, дети не могут без нашего авторитарного руководства ни строить отношения, ни развиваться, ни даже поесть. Я думаю, что те взрослые, которые придерживаются подобного взгляда на человеческие отношения, неосознанно стремятся определить себя как сильных по отношению к кому-то другому, то есть к слабому. И взаимодействие с ребенком предоставляет прекрасную возможность для подобного способа самоутверждения.
Изучали ли вы историю этого вопроса? Когда к женщинам, детям, беднякам стали относиться как к бесправным объектам?
«Изучал», наверное, слишком громко сказано, но, разумеется, я много об этом читал. Надо сказать, что отношение к детям меняется все время, однако тенденция к дегуманизации периодически возвращается, хотя и в измененном виде. Проявление все того же отношения к ребенку как к недочеловеку, но противоположное тому, что я описал в предыдущей главе, – это Средние века, по крайней мере в том, что мы о них знаем: пока ребенка нельзя использовать, например как рабочую силу или полноценного участника экономических отношений, он неинтересен взрослым. Следовательно, единственная задача родителей – как можно скорее вырастить его для того, чтобы он стал структурной единицей, что, как известно, происходило очень рано.