Таковы главные черты общественного идеала анархии. Но мнения анархистов сильно расходятся по вопросу о наилучшем способе достижения его. Этот идеал совершенно расходится с идеалом коммунистов, называющих себя анархистами, и в то же время защищающих режим архизма, власти, столь же деспотичной, как государство социалистов. Этот идеал также трудно приблизить насильственной экспроприацией, рекомендуемой Иоганном Мостом и князем Кропоткиным, как и отдалить судебными приговорами, пославшими этих писателей в тюрьму; это идеал, торжеству которого чикагские мученики гораздо в большей мере послужили своей славной смертью на эшафоте за общее дело, чем при жизни неудачной защитой, во имя анархизма, силы как революционного агента, и власти как охранителя нового общественного строя. Анархизм видит в свободе одновременно и цель, и средство, и враждебен всему, что ей противоречит.
Я не стал бы резюмировать этого и так слишком суммарного очерка социализма с точки зрения анархизма, если бы эта задача не была уже выполнена до меня блестящим французским журналистом и историком Эрнестом Лезинем, в виде ряда антитезисов; я позволю себе привести их в надежде усугубить впечатление, которое мне хотелось бы произвести в этой работе.
«Есть два социализма.
Один коммунистический, другой солидаритарный.
Один диктаторский, другой либертарный.
Один метафизический, другой позитивный.
Один догматический, другой научный.
Один эмоциональный, другой основан на рефлексии.
Один разрушительный, другой созидательный.
Оба стремятся к величайшему благополучию для всех, какое только возможно.
Один стремится установить счастье для всех, другой – дать каждому возможность быть счастливым на собственный лад.
Первый видит в государстве общество sui generis, особой природы, продукт некоторого божественного права, стоящий вне и над всяким другим обществом; оно наделено особыми правами и может требовать особого повиновения. Второй считает государство такой же ассоциацией, как и всякая другая, притом управляющейся по общему правилу хуже всяких других.
Первый провозглашает верховенство государства, второй не признает никаких суверенитетов.
Один желает, чтобы все монополии находились в руках государства; другой желает упразднения всяких монополий.
Один желает, чтобы класс управляемых стал правящим классом; другой желает исчезновения всяких классовых делений.
Оба заявляют, что существующий порядок вещей не может продолжаться.
Первый считает революцию необходимым фактором эволюции; второй учит, что только репрессия превращает эволюцию в революцию.
Первый верит в переворот.
Второй знает, что социальный прогресс обуславливается свободным проявлением индивидуальных сил.
Оба признают, что мы вступаем в новую фазу истории.
Один желает, чтобы были одни только пролетарии.
Другой желает, чтобы вовсе не было пролетариев.
Первый желает отнять все у всех.
Второй желает оставить каждому то, что ему принадлежит.
Один желает экспроприировать всех.
Другой желает, чтобы все были собственниками.
Первый говорит: «Делай то, чего желает правительство».
Второй говорит: «Делай то, чего сам желаешь».
Первый грозит деспотизмом.
Второй обещает свободу.
Первый делает гражданина подданным государства.
Второй делает государство слугою гражданина.
Один объявляет, что рождение нового мира будет сопряжено с мучениями.
Другой заявляет, что истинный прогресс никому не причинит страданий.
Первый верит в социальную войну.
Второй верит только в мирную работу.
Один стремится повелевать, регулировать, законодательствовать.
Другой желает свести до минимума необходимость повелевать, регулировать, законодательствовать.
За первым последовала бы самая жестокая реакция.
Второй откроет прогрессу безграничные горизонты.