Выбрать главу

Жизнь... та, которая – правда (продолжение)

          Они с Данилом сняли номер в гостинице. Точнее его снял Игорь, на всякий случай, снял на несколько дней – посчитал, что один день, будет уж слишком очевидно для персонала, и потому – пόшло; он измаялся, думая о том, как поведёт Данила к себе. А этот день, о котором со страхом и надеждой думал Игорь, должен был вот-вот наступить. "Нет, только не домой. Там – Катерина, она там первая... Не хочу, чтобы Данил был на втором месте".

          С той их поездки в метро они стали встречаться. Сначала просто выпивали по чашке кофе и расходились. Делали вид, что той сумасшедшей поездки в битком набитом вагоне метро и не было вовсе. Посидеть в кафе со старым другом – что может быть безобиднее? Потом встречи стали чаще и хотя все безопасные темы для разговоров были исчерпаны, все имена учителей и одноклассников уже не по одному разу мелькали в разных смешных и не очень историях, они продолжали видеться. Мужчины заново привыкали друг к другу, осторожно приближались, прирастали взглядами, словами, молчанием, прожитыми годами – каждый словно наполнял собой другого. Вскоре, не отдавая себе в том отчёта, они пытались встречаться каждый день. Конечно, видеться так часто не получалось, и обычно именно Данил, ссылаясь на занятость, отменял договорённости. Он никогда не объяснял причину, а Игорь постоянно чувствуя вину за собой не смел спросить. Бывали дни, когда они могли пересечься только в метро, утром, проезжая вместе несколько станций.

          Расставаться, день ото дня становилось всё сложнее. Теперь они выбирали столик в кафе около диванчика, чтобы, не привлекая к себе ненужного внимания иметь возможность незаметно держаться за руки. Или уезжали в самый дальний парк, что за чертой города. Тот самый трамвай... Игорь уже и сам не понимал, как ещё совсем недавно он спокойно мог жить, не видя Данила.

          Номер пригодился.

          – Пойдём... куда-нибудь?.. – Данил смотрел на него всё тем же своим "змеиным" взглядом. У Игоря знакомо зашевелился оживший родной зверёныш в животе – возвратился её заклинатель. Отозвалось и заныло в паху.

          – У тебя такой взгляд... Не устоять, – Игорю давно хотелось сказать это, но выговорив, испугался сам не зная чего и улыбнувшись, решил свести всё к комплименту. – Ты знаешь это?

          – Романов начитался? – Данил выглядел недовольным: то ли хотел специально поддеть его, то ли почему-то сердился.

          – Нет, Данил, правда, – Игорь решился идти до конца. – Я в восьмом классе это понял, почувствовал. Вернее только почувствовал, а понял... – он устал прятаться за слова, за нелепые предлоги для встреч.

          – Почувствовал?

          – Ты смотрел на меня вот так, как сейчас. Мы с Ромкой даже сначала думали, что ты в Аньку влюбился.

          – В кого? В Плетнёву? Не-е-ет, это ты по ней сох... Ты, кажется, рассказывал что-то.

          – Ромка весь иззуделся тогда – «смотри, он на неё пялится все уроки...»

          Игорь говорил что угодно, лишь бы не сказать то, что просилось, рвалось с языка. Но разве можно сказать такое? "Я тоже влюбился в тебя тогда, ты душу из меня вынул своими глазами!" Он хотел снова вернуться в тот вонючий школьный туалет, когда Данил чистил ему брюки, хотел снова видеть, как он смотрит на него...

          – Я сам не сразу понял, что ты на меня смотришь, а не на Аню. Ромка помог, так сказать, – глаза открыл.

          "Я испугался тогда, когда понял всё, испугался твоего взгляда, себя, страх поселился у меня в душе, он сжирал меня, когда я представлял, что все могут узнать. Но мне было плохо без тебя, я хотел, хотел, чтобы ты продолжал смотреть на меня. Хотел держать тебя за руку... Я, наверное, люблю тебя".

          – Пойдём? Я снял номер... – Игорь смешался, замолчал. – Не надо было? Может ты имел в виду "пойти куда-нибудь" погулять?

          – Горьчик, пойдём в твой номер. Я готов идти с тобой.

          В номере они не раздеваясь, сразу прошли в комнату. Посередине стояла большая двуспальная кровать, слева и справа у изголовья – две тумбочки, двухстворчатый старый шкаф, пухлое, будто бы надувное, плюшевое кресло на небольшом коврике в углу, дверь на балкон была приоткрыта. Лёгкая штора колыхалась от вечернего ветерка. "Просили меня не забыть закрыть, если уйду. А я – забыл... Зачем я привёл его сюда? Зачем вообще это всё? Здесь всё какое-то..."

          – Меня никто никогда не называл так... – Игорь смотрел на одну из тех стандартных картинок, что любят вешать в комнатах для гостей.

          Они по-прежнему стояли в одежде перед кроватью. Данил минуту назад полный решимости, а теперь переминавшийся с ноги на ногу казался потерянным: "Что с ним? – думал Игорь, сам отчаянно робея, – может, действительно стоило пойти в какой-нибудь парк?"

          – Как?

          Зачем он спросил? Данилу нравилось звать его так – Горьчик. Словно маленькое недозрелое яблочко, мимо которого ты не смог пройти – пусть ещё несозревшее, но такое манящее, оно висело прямо перед твоим лицом. Сорвал, куснул, ожидаемо кисло и немного горчит, но так освежает, заставляет слюну собираться и скапливаться во рту... приходится сглатывать. Попробовал – как напился. Он не мог напиться Игорем, ни в школе, когда вдруг "увидел" его, ни сейчас, когда увидел его вновь в метро. Он готов был называть его так постоянно, произнося через слово – Горьчик, Горьчик... Он пил и пил его имя, его самого, его голос. Это пугало. Разве так бывает, чтобы через столько лет... снова... сначала... Разве снова? Разве давным-давно Данил уже не принял решение? К чему приведёт их всё это... эти отношения? "Незрелые и горькие..." – Данил усмехнулся непонятно откуда взявшемуся приступу поэтического безумия.

          – А почему ты никому не разрешаешь изменять своё имя? – вопрос Игоря вывел его из задумчивости.

          – Ты хочешь узнать это именно сейчас? – прозвучало неожиданно резко. Данил отвернулся и стал рассматривать на стене ещё одну "чудо-репродукцию" какого-то известного букета намалёванную на картоне.

          – Тебе неприятно об этом говорить? Что с тобой? – Игорь потянул его за руку, и они сели на кровать. Теперь это была не та стесняющая обоих плоскость, на которую каждый, как только они вошли в номер, робел даже взглянуть. Сейчас здесь можно было сесть, просто сесть рядом, близко.

          – Это не моё имя.

          – Как не твоё? – Игорь хотел видеть лицо Данила, но тот теперь разглядывал свои руки, лежащие на коленях.

          – Меня звали по-другому... тогда, давно...

          Игорь не выдержал и, протянув руку, взял Данилу-неДанилу за подбородок и медленно повернул его к себе:

          – Посмотри на меня.

          Данил аккуратно высвободился и опять уткнулся взглядом в свои руки.

          – Расскажешь? – попросил Игорь.

          – Здесь нечего рассказывать. Меня взяли из детского дома в приёмную семью. Маме... Татьяне Сергеевне всё время хотелось сына, но не получилось. Она мечтала, чтобы её ребёнка звали, как отца, который бросил их с матерью, когда ей было лет десять, кажется, с тех пор она просто бредила этой своей идеей. Короче, мне поменяли имя. Я первое время ничего не понимал (правда, я не очень хорошо помню всё это – маленький был, они рассказали мне потом, позже, лет в десять.) и просто не отзывался. Она сердилась, я плакал. Её муж тоже включился в историю с моим "переименованием". Постепенно я переучился, привык. Когда пошёл в школу – начал забывать, как меня звали раньше. Но с тех пор, я не переношу, если хоть одну букву меняют в моём имени.