– Ладно, – снова повторил Игорь, поворачиваясь к мужчине и смотря на склонённую к столу голову: "Хорошо, что он не смотрит, так легче".
– Всего тебе. Будь счастлив, – старался, но прозвучало всё равно не натурально, голос был глухой и хриплый.
Петляя между столиков к выходу, он натолкнулся на официантку – она застыла перед ним, растерянно выставив вперёд поднос, будто демонстрируя ему две кофейные чашки. Игорь только сейчас заметил, что в зале достаточно темно и по столам уже разнесли крохотные свечки; сквозь запах еды и кофе можно было уловить в воздухе дремотную тягость горячего воска.
– Несите-несите. Деньги на столе. Ему, думаю, не будет лишней вторая чашка, – не останавливаясь, Игорь обошёл её, словами отмахнувшись от вопрошающего взгляда девушки.
Выйдя на улицу, он не пошёл к метро. Туда они должны были пойти вместе. Торопясь, размахивая руками и помогая себе быстрее уходить всё дальше и дальше, Игорь дошёл до следующей станции и только тогда спустился под землю. На ступеньках темнели редкие капли дождя.
Он проехал свою станцию, потом проехал ещё несколько и вышел на поверхность. Дождя нет, но навстречу Игорю всё шли и шли люди с раскрытыми куполами зонтов. К вечеру потеплело.
Наугад свернув на первую тихую улочку, прошёл её до конца, снова свернул и оказался перед входом в какой-то парк: "Надо же, а ведь здесь я никогда не был". Игорь, нагнувшись, прошёл в небольшую калитку в одной из створок огромных ворот – наверное, парк был уже закрыт и охрана перекрыла главный подъезд. Он остановился, посмотрел по сторонам: прямо на него, к выходу, по вымощенной ровными плитками дорожке катила коляску с надрывающимся младенцем молодая мама (он посторонился), вдалеке медленно прогуливались несколько парочек, слева был пологий спуск, красиво оформленный уже разорёнными в такое время года клумбами, вправо уходила небольшая, словно игрушечная аллейка, обсаженная по краю вечнозелёным кустарником. Рассудив, что калитку в парк вряд ли кто будет закрывать на ночь, Игорь двинулся налево: "Может там пруд?"
Дорога действительно привела его к водоёму. Он уже пожалел, что пошёл сюда: здесь было ветрено, и холод чувствовался сильнее. Игорь остановился, размышляя: "Ну не уходить же..." Невдалеке под старыми ёлками он приметил несколько скамеек: "Мокрые..." Но ноги его сами привели к ним и вот Игорь уже стряхивает ладонью капли с крашеных уже бесчисленное количество раз деревяшек и садится. Джинсы всё равно намокли, но он не думал вставать. Рябь на воде, несколько уток. Ветер безуспешно пытается поднять в воздух разноцветные листья: "Вроде – осень, положено... " Но они намокли, потяжелели и облепили пёстрым саваном парковые дорожки. "Скоро станет совсем холодно – придёт зима". Он бомбил и бомбил свой мозг простыми словами, изъеденными молью календарными фактами, лишь бы отвлечься...
На соседнюю лавочку опустился парень. Игорь повернул голову: не по сезону тоненькая курточка, капюшон от толстовки на голове, потрёпанные кроссовки, джинсы. Он сидел сутулившись, и засунув руки в карманы.
"Пацан, а ведь ты даже воду не смахнул. Как тебе сидится-то?" – Игорь обрадовался появившейся пище для своего измученного разума. – И долго ты так, интересно, просидишь? Давай, кто кого пересидит?!"
Парень вынул телефон из кармана, взглянул и тут же убрал. Внимательно осмотрелся, оглянулся назад, прощупывая глазами все подходы к лавочкам.
"Ждёшь кого-то?" – Игорю нравилось делать вид, что он разговаривает с незнакомцем, который в этот момент наклонился вперёд и, подняв что-то с земли, ловко размахнулся, забросил это в воду.
"Здорово! Как сидя-то получилось так далеко бросить? Слышь, а задница-то у тебя уже точно насквозь мокрая! И куртка твоя... как ты в ней ещё "дуба не дал"?
– Папа! – с истошным криком, откуда ни возьмись, вдруг подлетел к нему маленький мальчик в синей курточке и красных ботиночках с болтающимися шнурками. Синяя шапка, видно от бега съехала набок. Он с налёта ударился в сидящего всем своим маленьким тельцем и, обхватив за шею, зарыдал:
– Папа, папочка... хочу к тебе... возьми меня!.. Я буду всегда-всегда тебя слушаться, только возьми!
Парень, очевидно стыдясь этой сцены, исподлобья бросив короткий взгляд на Игоря, стал неуклюже поглаживать мальчика по спине и шептать ему что-то на ухо. Потом поправил шапку и неловко, будто впервые, прижал к себе. Игорь сидел и как завороженный смотрел на ребёнка, на его подрагивающие плечи, переводил глаза на шевелящиеся губы его, как оказалось, отца.
"Отца! Не может быть! Тебе сколько, пацан, пятнадцать, семнадцать? Когда успел настругать-то мальчонку?" – вот теперь захотелось действительно поговорить с незнакомцем.
– Только смог, – зачем-то начал объяснять Игорю молодой отец, словно почувствовав к себе интерес. – Не получилось раньше. А мать его, – он повернулся к сыну и легко поцеловал его в макушку, спрятанную под шапкой, – она и так против, а тут и опоздал... Бабка тайком водит сюда... Ждёт, небось, где-то здесь.
Во время сбивчивого рассказа Игорь разглядел юного папашу повнимательнее, не такой уж он оказался и юный: лицо грубоватое, слева не хватает одного зуба и ему явно уже больше двадцати, руки крупные, мосластые:
"На заводе работает или в автосервисе, – подумал Игорь. – Но всё равно, в школе, наверное, учился, когда..."
Он не знал, какими словами додумать это самое "когда": грубо, как рвалось с языка, не хотелось – было как-то стыдно, и жалко их. Жалко и этого ещё мальчика, но уже отца, было жалко его крошечного всхлипывающего сына.
Парень опустил голову вниз, и опять начал что-то нашёптывать в детскую шапочку. Временами казалось, что он не говорит, а поёт какую-то песню. Игорь уже не чувствовал, что джинсы совсем вымокли, что порывы ветра стали резче и внезапно стало понятно, что на дворе октябрь и больше тепла не будет, впереди ждёт только ещё больший холод; Игорь всё старался расслышать слова песни. Вдруг он её знает? Это стало так важно для него, просто жизненно необходимо – услышать и непременно узнать её!
Наконец, мальчишка отодвинулся от отца, нагнулся и маленькими неловкими пальчиками, медленно стал завязывать свои шнурки.
– Научился? А если у меня шнурок развяжется, ты ведь мне сможешь завязать, Тёмыч?
Мальчик воодушевлённо закивал головой и довольный такой по-топорному мужской похвалой, улыбнулся. Он уже закончил со вторым ботинком и встал:
– Папа, пойдём, посмотрим уточек... – Он заглядывал в лицо мужчины. – Пошли, пап.
Отец не двигался. Тогда мальчик взял его руку и подёргал, стараясь стащить упрямца с лавки. Ничего не помогало. Слёзы ещё блестели на щеках, и отец пальцами грубовато прошёлся по ним, стирая влагу, напоследок вытер нос сыну и обтёр пальцы об свои джинсы, но так и сделал попытки подняться. Мальчик смотрел на него умоляющими глазами.
– Пап, пойдём, я хочу тебе показать уточек!
Парень неуверенно смотрел на сына, потом перевёл глаза на Игоря:
– Уже поздно... пора идти.
Игорь не понял, кому это было сказано – самому себе, Тёме или ему, случайному свидетелю. Парень, наконец, решился и встал, но ни одного шага так и не сделал по направлению к водоёму. Наверное, ему было пора уходить, а может быть, малыша требовалось вернуть бабушке. Тёма вытащил руку из отцовской и прижал её к груди, намереваясь снова начать упрашивать, но, не выдержав напряжения, не отрывая глаз от отца, словно бы от отчаяния вложил свою ладошку ему в руку. Не вцепился в пальцы, не потянул, а просто вложил покрасневший от холода кулачок, и нерешительно переступив с ноги на ногу горячечно зашептал: