— Ты ведь будешь горд и счастлив быть старшим братом, правда? — спросила она его, но Скотт не ответил. Он совсем не был уверен в том, что хочет стать старшим братом или что он будет гордиться малышом. У Мелинды было два малыша, и теперь, когда Скотт навещал отца, ему приходилось спать на кушетке. После того, как у него один за другим появились два единокровных брата, его визиты стали реже, чем прежде. Раньше он спал на кровати в маленькой спальне в их квартире, но теперь спальню превратили в детскую, и Мелинда боялась, что Скотт может ночью побеспокоить малышей.
— Моя комната! — закричал он, когда увидел ее опустошенной. — Что случилось с моей комнатой? Где моя кровать? И мои книги? И мои игрушки?
Тетя обняла его и объяснила, что его кровать и все его вещи были перенесены в комнату, где мама раньше занималась шитьем.
— Ты уже взрослый и крепко спишь всю ночь. Мама хочет, чтобы малышка была рядом с ней, так чтобы она могла слышать, если понадобится ей.
— Но мои обои! — запротестовал Скотт. — Мои космонавты!
— Ты уже взрослый, Скотт. Зачем тебе эти детские обои?
Скотт проглотил слезы. Ему очень хотелось сказать, что ему нужны эти обои и что они не для детей, а для покорителей космоса и он еще не слишком взрослый, чтобы стать исследователем космоса. Он вырвался из рук тети, пересек прихожую и нашел свою постель. Там были его игрушки и книги, все в коробках.
—Ну, Скотт. Нам нужно расставить книги на полках. Можешь помочь мне. Я не знала, в каком порядке ты хотел бы их поставить, поэтому ждала тебя.
Книги вновь обрели свое место на полках, но перенести обои было невозможно. Позже их заменили обои с балеринами, кружащимися в розовых облаках, которые, как сказала мама, должны понравиться отчиму. Скотт почувствовал себя обманутым, отверженным. Его новая сестра была захватчиком, узурпатором. У нее была комната, ближе всего расположенная к комнате мамы, и у нее были обои, а ему пришлось поменять своих космонавтов и космические корабли на бледно-голубую краску. Он больше не был космическим исследователем. Его загнали в старую швейную комнату матери без единого корабля и надежды на лучшее.
— Сыр, — сказала Дори и отодвинулась, чтобы Скотт смог насыпать горсть натертого швейцарского сыра в кастрюлю с фондю. Потом потрясла кастрюльку, чтобы растопить добавленный сыр.
После суматохи, сопутствующей переезду, они решили спокойно встретить Новый год дома.
Как только сыр расплавился, Дори налила белого вина и перенесла кастрюльку с плиты на кофейный столик перед камином. Они со Скоттом сели, скрестив ноги, на больших напольных подушках, которые купили утром, и принялись за еду, макая в фондю кусочки хлеба, ветчины и салями.
Прислушиваясь к советам Дори и игнорируя их, Скотт разжег огонь при помощи поленьев, которые они купили в супермаркете вместе с продуктами для фондю и мороженым на десерт, способным удовлетворить любого гурмана. Погода была теплой, и огня не требовалось, но им удалось сохранить уют в комнате, немного приоткрыв окна.
Огонь в камине и свеча, подогревающая фондю, были единственными источниками света, пока они ужинали, наслаждаясь фондю, смеясь над своими усилиями поднести облитые кусочки хлеба ко рту, не закапав одежду. Когда они покончили с фондю — принялись за мороженое, затем, жалуясь друг другу на то, что они объелись, положили свои подушки рядом и легли на них в полутьме комнаты.
С момента приезда Скотта они были слишком заняты упаковкой и распаковкой и лишь сейчас могли позволить себе расслабиться. Благодарная за эти спокойные минуты, Дори взяла Скотта за руку и переплела свои пальцы с его.
— Тебе нравится дом?
— Я уже говорил тебе, что нравится.
— Как только я приспособлю кабинет под офис, я куплю компьютер и соединю его по электронной почте с компьютером на работе, чтобы можно было работать дома в те дни, когда у меня нет консультаций и мне не нужно присутствовать в суде.
— Это было бы прекрасно.
— Но мне все равно понадобится няня на целый день, даже когда я здесь, хотя я все же смогу больше времени быть с ребенком.
Скотт никак не отозвался на ее слова. Дори почувствовала, как у нее в горле встает комок, тот самый, который всегда поднимался в ответ на его подчеркнутое молчание, когда речь заходила о ребенке. Переезд утомил ее, и способность выносить поражение была ослаблена. Ей хотелось броситься на Скотта, пинать его и кричать, пока он не перестанет избегать этой темы, но не было сил, чтобы противостоять ему, и ей не хотелось нарушить праздник, поэтому она не сказала ни слова.