Впереди показался крутой поворот с огромным могильным камнем, на котором неизвестный мастер выбил зубилом торжественные горькие слова, за поворотом, метрах в ста от камня стояли два сорбоза – афганских солдата. Оба с автоматами Калашникова – как на посту.
Резко сбавив ход, чтобы не вылететь на запыленную, с мятой охристой травой обочину, Соломин переключил скорость, услышал, как Дроздов громко стукнулся головой о железную стенку кабины, но не проснулся. Соломин поморщился – словно бы сам врезался котелком в железо, потёр ушибленный затылок – показалось, что он ушиб именно затылок, спросил:
– Чего надо зелёным?
– Да подвезти! – сказал Коренев, думая о чём-то своём. На душе было неспокойно, очень хотелось домой – хотя бы на денёк, хотя бы на час, хотя бы на десять минут, – чернявое, с выгоревшими бровями и почти бесцветными усами лицо его обвяло, сделалось унылым, далёким, глаза потухли, на длинном, словно бы расщепленном ложбинкой, носу застыл пот. – Подвезти, больше ничего они не хотят.
Игорь Соломин со второй скорости перешёл на третью.
Они везли солярку в свой батальон – отдельный, танковый, краснознамённый и прочая, прочая, прочая, что составляет военную тайну и о чём нельзя говорить, а если скажешь – всё равно не пропустит военная цензура. Вначале шли большой колонной по трассе через Саланг, потом малой колонной откололись и ушли на Баграм, здесь, в Баграме разъехались по своим углам, кто куда – большая часть наливников пошла на аэродром, к авиаторам, две машины – в медсанбат, здешнему госпиталю тоже нужно было горючее, одна машина ушла к связистам, одна в «спецназ», одна, где находились Коренев, Соломин и Дроздов – к танкистам.
Через десять минут, когда они въедут на свою территорию, обнесённую колючей проволокой, можно будет свободно вздохнуть. А пока под колёса с тихим хрустом уходила дорога – здешняя пыль хрустит, как крахмал – музыкальная, скрипучая.
– Вы знаете, товарищ старший лейтенант, я иногда провожу параллель между нами и теми, кто воевал в прошлую… в Великую Отечественную…
– И что же?
– Им было легче, чем нам – страна была в опасности, так, кажется, писали газеты… Страну надо было защищать, на это дело поднялись все.
– Молодец, Игорь, как по учебнику истории шпаришь!
– И всё делили поровну – и грехи, и боль, и смерть, и жизнь – одинаково доставалось всем. А здесь? Находимся на чужой территории, что делается дома – не знаем, воюем неизвестно за что – здесь всё, товарищ лейтенант, чужое, – Соломин по-мальчишески жалобно вздохнул, он был совсем ещё мальчишкой, как и многие наши ребята в Афганистане, – незрелым, пунцовощёким, пахнущим домашним теплом и молоком, и в ту же пору – много старше своих ровесников – по сравнению с ними он уже был стариком, девятнадцатилетний Соломин, – угловатый, не утративший парнишеской неуклюжести движений – таким бывает воронёнок, когда учится летать; собственно, Коренев тоже недалеко ушел от Соломина, он был ненамного старше, двадцать три года, этот жизненный срок – не самый крайний, но старший лейтенант ощущал себя уже настоящим стариком, глубоким. – Всё здесь чужое, – пожаловался водитель, – всё!
– Наши люди – тоже чужие. Взять, к примеру, посольских, или разных советников – дай бог, чтобы один из десяти был близок к нам, – подтвердил Коренев.
– Как вы думаете, те солдаты, старые, что с Отечественной, нас примут?
– Не знаю!
– А я, товарищ старший лейтенант, думаю, что не примут – мы для них чужие. Мы для всех будем чужие, помяните моё слово. Давайте встретимся лет через пять и проверим – чужие будем или нет? Всего через пять лет!
– Если будем живы! Плюнь через левое плечо! – Коренев суеверно поплевал через плечо, то же самое сделал и водитель.
– Ну в общем, если будем живы и встретимся, товарищ старший лейтенант, с вас шампанское. К той поре вы уже будете майором.
– А может, с тебя шампанское, Игорь. Никто не знает, кто из нас будет прав. Столкновение со стариками возможно лишь, когда нас наделят одним и тем же – их и нас. Нам ведь тоже стали выдавать удостоверения участников войны – значит, нас уравняют. А это – вилка!
– Вилка в бок! Ну что, подвезём зелёных, товарищ старший лейтенант? Уж больно вид у них сиротский! Квелые ребята.
– Ладно, чёрт с ними! Давай!
– А ведь не положено, товарищ старший лейтенант!