Выбрать главу

С тех пор как я отправилась в путь, почти каждую ночь на меня нападали. С той секунды, когда дневной свет гаснет на западной части небосклона, во мне поднимается страх и я не могу заснуть. Мне просто необходимо выздороветь.

Всадники взяли за правило навещать меня на закате. Словно волки, они движутся под покровом ночи, скользя бесшумными тенями, пока не проникают в мой лагерь. Я ни разу не слышала их до самого их появления.

Степь плоская, здесь нет естественных укрытий. Нет ни единого дерева, ни углубления в земле, трава вытоптана, а ветер дует и днем и ночью. Я нахожусь вдалеке от деревень, в самом центре «нигде». Здесь есть только ночные всадники…

Этим утром ветер дул особенно сильно. Вокруг меня на много километров все зелено. Вдалеке я вижу покосившийся навес для овец. Сменяю направление, чтобы укрыться в этом строении, которое настолько примитивно, что легко бы сошло за домик, построенный детьми. Когда я добираюсь до него, то падаю на землю вместе с рюкзаком. Мне нужно выспаться, у меня совсем не осталось сил. Закрываю глаза и мгновенно проваливаюсь в сон.

Спустя несколько часов до меня доносится слабый звук. Странный повторяющийся шум. Я все еще лежу в том положении, в котором заснула. Все еще нахожусь в коматозном состоянии, в полусне, замотанная в куртку и в шляпе, нахлобученной на голову. Мне так хорошо, что не хочется двигаться. Я изнурена. Первый месяц был очень тяжелый, я все время была на пределе, все мое тело болит… Внезапно понимаю, что что-то происходит, и открываю глаза.

Вот она, прямо передо мной. Она поднимает голову и секунду смотрит на меня так, словно прекрасно понимает, что я не отношусь к тем субъектам, которых она привыкла здесь видеть. Затем продолжает заниматься своими делами, равномерно тюкая клювом в землю. Она продолжает свое занятие, поглядывая на меня время от времени и, наверное, понимая, что я не представляю опасности.

Я широко раскрываю глаза. Стараюсь не двигаться и подавляю в себе возглас радости, который звучит во мне, словно издалека, словно через много-много лет. Еще в детстве я восхищалась жизнью природы и ее обитателей. Само собой, увлекалась орнитологией. На восемь лет родители подарили мне полный справочник птиц Европы. И летом и зимой я пропадала в лесу, неподвижно держа в руках тяжелый бинокль, в надежде увидеть одну особенную птичку. Ее фотография красовалась на обложке с птицами степи: экзотическое оперение лососевого цвета с черными и белыми полосками. Хохолок и изящно изогнутая головка покорили меня с первого взгляда. Я в восхищении, я просто не могу поверить своим глазам. По щекам катятся слезы радости. Только что исполнилась моя заветная детская мечта: я увидела удода.

Центральная Монголия

Большие хищные птицы взлетают и приземляются на одни и те же места, расположенные чуть ниже горной тропы, по которой я только что взбиралась. Я наблюдаю за ними. Эти птицы выглядят очень величественно, мастерски паря в восходящих потоках воздуха без какого-либо видимого напряжения. Внизу виднеются капитальные строения. Стены обветрены, на них остались лишь следы белой краски. Я захожу в эту деревню с северной стороны.

Повсюду летает пыль. Легкий коричневый грунт со временем превратился в жесткий бетон. Ветер продолжает безжалостно атаковать всех, кто попадается на его пути, воздух сотрясается от постоянного рева стихии. Теперь в этой крохотной деревне с трудом можно насчитать две сотни душ, но к зиме здесь соберется пять тысяч человек. Большинство кочевников возвращаются сюда со своими юртами, которые они окружают заборами. Сейчас мне нужна вода, но на моих картах нет ни одного источника на ближайшие сто километров. Мне абсолютно необходимо наполнить здесь мои резервуары для воды. В деревне-фантоме я рассчитываю только на это.

Продолжаю идти в привычном ритме и двигаюсь вперед. Кажется, что здесь все вымерло, но вот до моих ушей доносится чей-то голос. Я замечаю, как на меня пялится женщина и тут же исчезает между двумя домами. Я все также иду по единственной деревенской дороге. Останавливаюсь перед зданием с открытыми дверями. По монгольскому обычаю, здесь нет ни таблички, ни эмблемы. Оставляю все свои вещи снаружи и вхожу в небольшую деревянную дверь, покрашенную в изумрудный цвет. Дверь состоит из двух частей, я прохожу через открытую половину. Внутри за стойкой стоит импозантная женщина. На единственной длинной полке стоит несколько бутылок водки. Женщина не обращает на меня внимания, потому что слишком занята созерцанием своего отражения в маленьком зеркальце. Я приветствую ее на монгольском языке и спрашиваю, где найти воду и рынок. Она агрессивно отвечает мне: «Водка здесь!» – и тут же исчезает в маленьком проеме. Я смотрю за стойкой, но вижу только бутылки с водкой, нет и намека на водопроводный кран. Разворачиваюсь, чтобы уйти. В углу комнаты брошены сломанные стулья, стены едва не падают от древности, все пропитано запахом старости вперемешку с рвотой. Но даже и такое здание дает мне защиту от ветра. Это хорошо для меня, и я это ценю. Возвращаюсь к своим вещам. К своему удивлению, застаю двух жирных монголов, от которых пахнет алкоголем, за тем, что они как раз извлекают из моего рюкзака мои скромные пожитки. Я кричу на них и вырываю у них из рук GPS и шляпу, которую они уже успели примерить.