К своему великому удивлению, я только что обнаружила один из первых монгольских туристических лагерей. Я улыбаюсь, наверное, слишком радостно. На их лицах почти ничего не отразилось. Улыбок не было. Я задумалась, связано ли это как-то с известным культурным правилом Азии «сохранять лицо в любой ситуации». Насчитываю примерно тридцать юрт, но никого нет, ни единого туриста. Они просят у меня денег. Я оплачиваю приемлемую цену за вход. Мы обмениваемся любезностями с помощью моего небольшого словарика, и они задают мне следующие вопросы: «Сколько вам лет? Где ваш муж?»
Я устала и голодна, мне нужно поесть и пополнить запасы, неужели они не понимают? Я начинаю жестикулировать… Ура! Мне приносят миску отварной баранины, которая плавает в горячем молоке и издает своеобразный запах.
Делаю глубокий вдох, продолжаю улыбаться и пытаюсь объяснить, что не ем баранину. Я кричу и жестикулирую, я стала настоящим путешествующим театром в одном лице. Но они остаются равнодушны к моему артистическому таланту, сохраняя стоическое выражение лиц (это столько раз меня обманывало) и прищуренные глаза. Внезапно одна из девушек в ужасе отступает назад. Нет? Я думаю, что это невозможно. Мне нужно проверить свою интуицию, поэтому я опять очень широко раскрываю глаза. Бедняжка, она и правда выглядит очень испуганной. Интересно, за кого она меня принимает? За северного дракона с двумя головами?
Наверное, я единственный представитель «большеглазых и длинноносых», которых она встречала.
Все начинают громко смеяться. Так громко, что одной из девушек приходится отойти, чтобы справить малую нужду, но для этого она не уходит очень далеко – лишь до двери юрты. Я еще некоторое время развлекаю этот маленький мир, затем начинаю чувствовать, что у меня очень болит живот. Ухожу в направлении своей юрты. Меня преследует девушка, которая отходила от нашей компании. Я замечаю, что она идет привычной здесь быстрой походкой, размахивая руками вдоль туловища и делая крохотные мышиные шажки, почти не отрывая ступней от земли. Я видела много азиатских женщин, которые ходят подобным образом (лучше всех этой техникой владеют японки).
Она открывает дверь «моей юрты» и проходит к центральному очагу, зажигает огонь в небольшой квадратной печке из гофрированного металла, которая стоит в центре жилища. Меня привлекает внутренняя обстановка: я обожаю такую форму жилья. Она почти звуконепроницаема, кажется, что ветер вежливо останавливается у порога, и мне это очень по душе. Настоящая тихая пристань. Девушка уходит, а я с облегчением обрушиваюсь на кровать возле очага. Вскоре меня поднимает хорошо знакомое мне острое ощущение. Я надеваю тапочки и мчусь в то место, которое можно назвать аналогом уборной. Знаменитый мифический невероятный монгольский молочный чай с солью спровоцировал цунами в желудке. Выйдя из уборной, я нахожу то, что можно назвать душем. Включаю воду. Из крана течет тонкая струйка, затем напор совсем немного увеличивается, но самое главное для меня то, что вода теплая. Я возвращаюсь в юрту, срезаю верхушку старой полуторалитровой пластиковой бутылки, терпеливо собираю воду и некоторое время моюсь, завершая процесс мытьем волос… Через два часа на моей коже остаются соленые следы, но я чувствую себя лучше.
Я возвращаюсь в юрту, и мне приносят тарелку белого риса с яйцом. О боже! Невероятно! Спасибо тебе, спасибо тебе.
Жизнь не могла бы быть прекраснее в тот момент. Я съедаю все с такой скоростью, которая удивляет даже меня. Я запросто съела бы и три такие тарелки. Теперь я хочу спать, не думать, не пытаться общаться, а просто спать.
Вспоминаю, что нарушила все правила: не есть молочного, не трогать животных… но я же видела великана! С этой мыслью засыпаю у огня. Все хорошо.
Через несколько минут меня разбудили раскаты грома. Открываю дверь юрты и выглядываю наружу. Небо превратилось в невероятное черное облако, воздух тяжелый и влажный. В ту же секунду на горизонте зажигается несколько молний. Я быстро выбегаю, чтобы успеть заснять их до того, как начнется дождь. Вновь появляется девушка, на этот раз взволнованная. Она гасит огонь и закрывает дымоход, положив круглый кусок гофрированного металла по центру моей юрты. И сразу после этого небо обрушивается на землю. В моей юрте почти не слышно того, что творится снаружи. Я закрываю глаза: эту ночь я проведу в безопасности.
Несколько недель спустя…
У меня не осталось сил. Прошлой ночью в мой лагерь опять вторглись всадники.