Боюсь, ничего в доказательство чистоты своих намерений принести не могу.
Акт чистой веры. Как вам? Можем быть, и не такой уж чистой, если вы найдете в доме моей третьей официальной жертвы оленью голову. Не забудьте захватить охотничий нож, он может пригодиться.
искренне Ваш,
Г.
П.С. Если переживаете за мое чувствительное обоняние, будьте добры, поменяйте свой лосьон после бритья. Такой мог выбрать только ребенок.
Доктор Лектер,
И отчего ваши просьбы больше походят на требования? Я не жалуюсь. Так гораздо честнее, чем если бы вы обходились бесконечными экивоками благовоспитанного общества. Мы оба знаем, что кроется за этим фасадом, как бы он ни был прекрасен.
Акт слепой веры? Вы переоцениваете мою религиозность, доктор. Я не верю никому, включая себя. Порой себе даже меньше всего, особенно сейчас, когда мои кошмары настолько реальны.
Сегодня я очнулся на крыше своего дома. Как вам? Я не страдал лунатизмом с самого детства, и сейчас не могу сказать, что это связано с тем, что у меня проблемы с принятием агрессии. Чужой или своей. Что скажете, доктор? Каков мой диагноз?
Я посетил охотничий домик Кристофера Уорда. Вы пытались меня подкупить? Нет, конечно, нет. Это было бы слишком вульгарно. Вы могли сдать ФБР информацию, где меня ловить, но не сделали этого. Я не переполнен благодарностью, однако принимаю ваш аванс доверия и утолю ваше любопытство.
Не так, как вы думаете.
Ищите в следующем выпуске Нэшнл Тетлер объявление о пропаже собаки по кличке Поганка. Вы все поймете.
с уважением,
Любитель-рыболов, который пахнет теперь Terre d’Hermès.
Нэшнл Тетлер от 25 февраля 1977
Потерялась собака. Кличка «Поганка». Рост средний, телосложение худощавое, последний раз видели возле аптеки Пиксвиль на Седьмой улице. Очень дружелюбна, страдает, если оставить в одиночестве, но быстро заводит друзей. Даже без их согласия. Если увидите, будьте осторожны, собака подлежит усыплению.
Нэшнл Тетлер от 2 марта 1977
Мой дорогой Пан,
Благодаря вашей откровенности и репортажу миссис Лаундс о грибных плантациях, картина произошедшего, наконец, сложилась. Вас можно поздравить, улов нынче вышел богатый. Теперь, когда мы обменялись любезностями и закрепили наше знакомство, как насчет первого шага на тонком льду дружбы? Я настаиваю.
У меня есть догадки по поводу ваших ночных блужданий. В знак честных намерений и того, что я действительно обладаю знаниями о вашем недуге, я опишу те симптомы, которые вы пожелали скрыть. Приступы жара, головная боль, потеря времени и ориентации, постоянная слабость, рвота и тошнота. Галлюцинации. Расскажите, что вы видите, и я с радостью помогу вам. Или о своем детстве, откуда вы родом, без лишних подробностей, если хотите, только общие факты, до остального я догадаюсь и сам.
искренне Ваш,
Г.
П.С. Ваше прошлое письмо, которое вы, обуреваемый сомнениями, несколько дней носили во внутреннем кармане пиджака, доставило мне гораздо больше удовольствия. Из всех ароматов дома Hermes я предпочту ваш чистый, настоящий запах. Пусть и со сладкими нотками болезни.
Доктор Лектер,
Дружба? Серьезно? Между нами?
Не смешите. В то время как вы пытаетесь выменять на мое здоровье доступ к моим мозгам, вы рассчитываете лишь хорошенько позабавиться. Причем за мой счет. Полагаю, выбор развлечений там, где вы сейчас находитесь, весьма скудный, но это не отменяет того факта, что я не намерен вестись на эту уловку.
Я не позволю разбирать себя на куски по коробкам и маркировать их на свое усмотрение. Я, может, и болен, но не выжил из ума.
И вы все равно скажете, что со мной, и не позволите мне умереть, ведь что может быть лучше, чем переписываться с убийцей, который однажды может прийти и за вами. Не думали об этом?
странно, но все еще с уважением,
Любитель-рыболов.
П.С. Или мои глаза меня обманывают, или вы что, заигрываете со мной, доктор?
Нэшнл Тетлер от 9 марта 1977
Мой дорогой Пан,
Головная боль делает вас грубее, чем обычно вы себе позволяете. Должно быть, она невыносима, а потому я вас прощаю. На этот раз.
У меня не было цели держать косточку возле голодной собаки, заставляя делать трюки для собственного удовольствия. Будь так, я бы и вовсе не стал упоминать вашу болезнь и лишь смотрел бы, как вы сгораете заживо в клетке из собственный костей. Вы знаете это.
Сходите к неврологу, выберите врача по своему усмотрению. Настаивайте на МРТ, не уходите, пока они не найдут очаг энцефалита. Кстати, до этого вы могли догадаться и сами, уделяй вы своему здоровью чуть больше внимания.
Вы могли прекратить писать мне, а не горячо обвинять во всех грехах, так что это дает мне надежду. Аппетит приходит во время еды, так что начнем с чего-то более легкого? Как насчет имени? Вы знаете мое, будет справедливым, если я буду знать, как зовут и вас, мой дорогой друг. Фамилия меня не интересует.
Вы вряд ли сможете отправлять письма из больницы так же часто, как и раньше, но и я никуда не тороплюсь. Все время вселенной у наших ног.
искренне ваш,
Г.
П.С. А вам бы хотелось, чтобы я с вами заигрывал? И что вы будете делать, если ответ на ваш вопрос «Да»?
Приложение №2. Больничная салфетка
Я вижу мертвых и разговариваю с ними.
24 сентября 1981 год
— Тернер, спишь с открытыми глазами?
Уилл моргнул и перевел взгляд на чернокожего санитара. Барни Мэттьюс. Тридцать восемь. Главный дежурный в отделении для особо опасных. Книга на столе, которую санитар читал до этого, оказалась Фаустом.
— Чаще, чем бы хотелось, — он невесело улыбнулся.
— Если собираешься отключаться во время смены, лучше перевестись в другое отделение. Без обид. Здесь пара секунд может стоить тебе жизни.
— Я знаю, это не повторится, — он вздохнул. — Раз здесь так опасно, почему ты сюда устроился?
Барни сложил свои огромные руки на столе и сцепил в замок.
— У черного с бывшей судимостью меньше альтернатив, чем может показаться. Зато я использовал свое время с пользой и закончил курсы психиатрии. Ночью здесь тихо, я мог заниматься без помех. Иногда мне даже помогали.
— Доктор Лектер?
— В том числе. Если будешь относиться к нему уважительно, он будет уважителен к тебе. А ты?
У Барни был мягкий, спокойный взгляд, и Уилл встретил его без страха.
— Честно? Сам еще не знаю.
— Если ты ищешь сенсацию для газеты, не стоило заморачиваться. Здесь были сотни до тебя и ушли ни с чем.
— Сенсации меня не интересуют. Деньги тоже.
— Скажи еще, что и не из-за доктора Лектера.
Уилл улыбнулся шире:
— Не только.
— Я вижу, что ты умнее, чем хочешь показаться доктору Чилтону, но предупреждаю. Везде, кроме этой комнаты и нашей комнаты для переодеваний, стоят микрофоны и камеры. Если он заподозрит, что ты ведешь двойную игру, последствия тебе не понравятся.
— Обещаю, от меня не будет проблем. Отработаю этот месяц и вернусь домой.
— Хотелось бы верить. На чокнутого фаната ты вроде не похож.
— Спасибо, — Уилл подавил смешок.
— Через час моя смена закончится, и ты останешься один. Если что, не стесняйся звать охрану. Лучше прослыть трусом, но остаться в живых. В семь раздашь ужин, посуду заберешь еще через час. Не забудь заполнить журналы наблюдения, пиши все, что покажется тебе странным. В основном, со всеми можно перекинуться парой слов…
— Но не с доктором Лектером, я знаю.
— Не рассказывай ему ничего о себе. Без шуток. Ты знаешь, как образовалась вакансия, на которую ты пришел?
— Нет.
— Гейб повздорил с доктором и исчез, не оставив следов. Думаю, он уже мертв. ФБР допрашивало Лектера в течение четырех часов, а он сложил им курочку, которая, если дернуть ее за хвост, качает клювиком. Он, может, и сидит за пуленепробиваемым стеклом, но руки его длиннее, чем у дьявола. Будь осторожен.