Тем не менее, как и многие женщины, я жду одобрения, и не только от близких, но и от незнакомых людей. Следую правилам и угождаю другим. А эта, с позволения сказать, книга показала бы меня во всей красе. Обнажила бы желания, непозволительные для дам моего возраста, которым следует воспитывать детей и беречь репутацию. Вскрыла бы все недостатки моего брака, да и мои собственные. Стала бы вызывающим признанием: как же, я осмелилась позаботиться о себе, а не только о детях. И самое непристойное: всем, кто готов слышать, я объявила бы о своем сексуальном любопытстве и чуть ли не ненасытном желании. Нет, выставлять себя напоказ так откровенно — это слишком. Это явно за рамками образа, который я так старательно создавала. Я позвонила той самой подруге, что уговаривала меня не бросать книгу и в итоге стала моим литературным агентом, и попросила ее ничего не делать с этим материалом. Я заморозила проект, над которым трудилась больше года.
В последующие дни я с удивлением обнаружила, что испытываемое разочарование сильнее ожидаемого облегчения. Написанные мною страницы еще искрились женской энергией, но я успешно ее подавляла. Однажды, вернувшись с дружеского ужина, я застала свою маму за чтением — в ту ночь она присматривала за детьми — и тут же во всем ей призналась: в свиданиях, сексе, неудачах, писательстве. Мы с мамой очень близки. Она сильная, состоявшаяся, страстно любящая женщина, но тема сексуальности всегда была для нас неловкой. Когда в мои девятнадцать она поинтересовалась, пользуюсь ли я диафрагмой или «чем-то таким», я уже несколько лет вовсю занималась сексом. Покраснев, я кивнула, и на том разговор о контрацепции и чувственной стороне жизни закончился. Сейчас мне было важно, чтобы она поняла: мое недавнее осознание своих сексуальных потребностей все еще вписывалось в «допустимые» рамки отношений между дочерью и матерью. Я ждала ее одобрения — не книги, а моего решения не писать. Ее брезгливое отношение к теме секса должно было подтвердить верность моего решения.
Но моя мама непредсказуема. Со свойственным ей упорством она отказалась соответствовать моим ожиданиям. Я принялась объяснять, что боюсь опозорить ее этой книгой, но она, глядя на меня своими кристально ясными голубыми глазами, произнесла: «Что бы ты ни делала, я никогда не буду тебя стыдиться. Наоборот, всегда буду гордиться». На мою просьбу не читать многочисленные описания секса она согласилась: «Хорошо, не буду. Но если все же прочту, стану жалеть, что не перепробовала все, что попробовала ты». В ответ на мои переживания о том, что дети начнут меня стесняться, она сказала: «Твои дети выносливые, и даже если им станет стыдно, они поймут, что ты живешь по своим правилам, и от этого только станут сильнее». Она не позволила мне соскочить с крючка, не поддержала мое стремление снова спрятаться в коробке, из которой я только что выбралась.
Многие женщины придерживаются устоявшихся представлений о женственности и материнстве до такой степени, что это становится единственным смыслом их жизни. Желания молодости оказываются скрыты за аккуратной облицовкой, которая становится все толще и толще, пока эти самые желания не превращаются в смутные воспоминания о своем внутреннем мире, каким он был до замужества, до детей, до среднего возраста. Но это вовсе не обязательно, и я — живое тому доказательство. Если бы в годы замужества меня спросили, как стану жить, узнав, что муж влюбился в другую, я бы даже не подумала о свиданиях, безудержном сексе и пробуждении той части себя, что раньше казалась ненужной или нежеланной. А ведь именно это со мной и случилось. Пусть мне пообещают вернуть прежнюю жизнь — ни за что не соглашусь. Еще два года назад женщина, которая считала себя сломленной и потерявшей единственную любовь, пришла бы от такого заявления в ужас. Надеюсь, что каждая читательница найдет в себе ту самую, глубоко запрятанную, часть и даст ей шанс проявиться. Открывать дверь страшно, даже очень, но стоит отомкнуть замок, и вы удивитесь — не той, что туда войдет, а той, что из нее выйдет. Именно это и произошло в моей жизни влажной дождливой ночью в июле 2018 года.