— Ну, Ванька! Гляди царя! А ежели, случаем, он тебя спрашивать что будет, говори правду! Не бойся!
Илья улыбнулся невольно. Она обернулась к нему, сказала торопливо:
— Сейчас сбегала на Болдыреву дачу, оттуда иконы брали, и я взяла — вот мальчонке! С иконой то он всегда впереди будет, увидит и царя, а мне расскажет! Мне помирать, а ему на всю жизнь будет радость!
Илья обернулся к мальчонке:
Идешь, значит, кавалер, со всеми?
— Знамо иду, раз все…
— А куда, зачем — понял?
— Что ж не понять, я фабричный! И мамка с фабрики… Я не маненький!
Илья сказал строго:
— Да, сегодня великое воскресение. Для новой жизни народ воскрес!
Мать поправила сыну икону в руках, распухшие красные от холода пальцы его крепко впились в дерево. Он подул на них теплым дыханием, спросил:
А стрелять не будут?
Разве в иконы стреляют? — засмеялся кто-то в ответ.
Толпа грудилась у икон и хоругвей. Над головою Ильи прозвенел волнующий голос — точно вот здесь рядом:
— Товарищи, скажите мне — оружие у кого-нибудь есть?
Илья поднял голову. Гапон не сходя с каменного крыльца ждал ответа. Он был далеко от Ильи, за сотни голов от него, но странный голос его плыл над головами с изумительной ясностью, и никто не подумал крикнуть в ответ, ответили тихо, как будто стояли рядом:
— Нет, нет!
— Никакого оружия? Хотя бы и перочинного ножа у вас нет?
— Нет, нет!
Илья улыбаясь достал из кармана перочинный нож и выкинул его далеко за толпу. Гапон поймал этот жест, улыбнулся, кивнул ему головою.
— Вот это хорошо, мы безоружными пойдем к нашему царю!
Илья прикрыл веки от странной мысли, мысли о том, что против царя можно иметь оружие. Он улыбнулся в ответ Гапону почти благоговейно, подумав: «Если такими могут быть простые священники пересыльных тюрем — то каким же мог быть царь?». Неразгаданный образ царя повис над толпой ослепительным солнцем; Илья подумал:
«Да, таков он и есть!»
Гапон стал сходить с крыльца. Неожиданно выплеснулся из толпы звонкий окрик и остановил его:
— Батюшка, а если они стрелять будут! Везде солдаты!
Гапон поднял руку, как будто защищаясь. В хрустящей снегом тишине голос его прозвучал жестоким и властным:
— Тогда — пусть этот день станет последним днем самодержавия! Тогда мы все скажем — у нас нет больше царя! Нам не нужен такой царь!
Толпа шевельнулась, хоругви и иконы как будто поникли, привыкшие во время служб Гапона в церкви вторить ему и подпевать ответили тихо его же словами:
— Тогда нет царя у нас! Нет царя!
Илья грустно улыбнулся тем, кто смел сомневаться в царе. Гапон сошел в толпу спокойно, но Илья слышал, как, приостановившись, он сказал окружившим его рабочим:
— Вот, товарищи, я стою за ваши интересы, а что я за это получу? Темную карету от ваших врагов!
— Разобьем мы эту карету! — крикнул кто-то с отчаянной страстностью. — Не выдадим тебя, батюшка!
Гапон улыбнулся. Илья посмотрел на него и вспомнил Романа. Он, отвернувшись, стал смотреть в толпу, прячась от странных мыслей — Гапон показался неискренним, холодноватым актером. Илья отмахнулся от ненужных мыслей; Гапон затерялся в толпе. Хоругви колыхнулись, ряды выстраиваясь двинулись вперед, кто-то высоким сильным голосом запел:
— Спа-а-а-а-си го-о-о-о-споди…
Тысячи голосов разом подхватили молитву. Илья выдвинулся вперед, толкаясь между плотно сомкнутых спин, под хоругви, пошел в передних рядах, возле мальчика с иконой. Ванька прятал белевший от холода нос за спиною иконы, улыбался, таращил вверх голубые взволнованные глаза, ему нравились металлические хоругви больше икон. Впереди ехали конные городовые; отдавая честь шли в серых шинелях пристав и околоточный. Сзади выливалось на Нарвское шоссе, волнуясь, как спелое поле ржи, море обнаженных голов. Свинцовые тучи неожиданно захлестнули солнце, Ванька стал смотреть на серое небо, дожидаясь, когда оно покажется снова. Солнце не показывалось более весь день. Над головами плескались хоругви, Ванька начал оглядываться по сторонам; оглядываясь он неизменно видел возле себя клетчатый шарф Ильи, в шарфе жесткое, синее от бритья лицо, улыбавшееся ему.
Впереди уже были видны заиндевевшие громады Нарвских ворот: по обе стороны их, как и утром, вытягивались плотные ряды серых солдатских шинелей. Солдаты со спокойным любопытством смотрели на придвигавшуюся толпу, стальные штыки холодными остриями поблескивали над рядами, и только перед ними беспокойно двигались взад и вперед светлые офицерские шинели.