Толпа двигалась мерно, снег журчал под ногами. Похожие на змеиные жала штыки были страшны Ваньке, он загородился от них иконою, запел так громко, что Илья различил его голос среди других. По детски чисто и высоко, но с неожиданной страстностью выпевал он твердые слова:
— По-о-о-обе-е-е-ды…
Илья хотел ему улыбнуться, но в тот же миг кто-то ахнул впереди него, и Илья между чьих-то оттопыренных ушей увидел, как из под каменной арки ворот, точно из засады со страшною быстротою вынесся конный отряд. Илья оглянулся, вытягивая голову, стараясь понять, что случилось, но увидел кругом только посеревшие от тревоги лица, а впереди раздававшуюся надвое толпу, точно расхлестнутую пополам крепчайшим бичем. Ванька шатнулся к нему, закрываясь иконою, их обоих оттеснили к сомкнувшимся вплотную спинам; в вихорьках снежной пыли были видны только вздыбленные морды храпевших лошадей и сверкавшие шашки над ними.
— Опричники! — кричали вслед.
— В крестный ход!
— Да что ж такое! Да. что же это? — кричал седенький старичок, и голос его набухал слезами, тоской и отчаянием. — Да что же это они?
Отряд прорезал колонну до конца, повернул кругом в снежной ныли и вернулся назад к каменной арке с тою же жуткою быстротой. Толпа замкнулась за ними, как бездонная река за кормой парохода — Илье стало страшно: маленький мальчик визжал под ногами, кто-то искал в снегу шапку.
— Что же это такое? Как же понять! — настойчиво кричал старичок.
— Встреча царя…
— Да ведь мы же идем мирно, с молитвами…
— Да вы не стойте, идите…
— Пошли, пошли — все равно!
Илья пошел за другими. Из-за чужих плеч, ушей, голов он смотрел вперед, ничего не понимая. Хоругви над толпой плескались взволнованно, но пение поднялось вновь и стало еще крепче. Ванька перекрестился за иконой и шел уже с опаской выглядывая из-за нее.
— Да, если клялись умереть, так отступать уж поздно. Будем, по крайней мере, знать-есть ли у нас царь…
— Должно быть, что и нет!
— Нет, подождите! Тут может быть ошибка!
Илья слушал взволнованно человека, распахивавшего полы пальто, точно подставляя грудь под штыки, смотрел на Ваньку, на десятки глаз, ртов и лиц и вдруг почувствовал несуразное желание завыть в тоске и отчаянии — он думал о Романе и краснел как ребенок в школе, пойманный на глупом доверии к шалунам.
В щелочку между теми же красными, оттопыренными ушами он увидел странное движение в рядах солдат, услышал едва-едва тревожный солдатский рожок и вслед затем неровно поднявшиеся винтовки.
— Пугают, чай! Не выстрелят!
Толпа притихла, обрывки молитвы прозвенели над толпой и погасли. Шедший впереди околоточный махал руками, кричал:
— Как можно стрелять в крестный ход! Что вы хотите!
Его едва ли слышали. Легкий дым, как снежная пыль, заволок на мгновение солдат; как будто сотни бичей ударили разом по жесткой земле. С глаз Ильи неожиданно исчез не понимавший старичок, седая головка его с зачесанной лысинкой. Спотыкнулся и Ванька, ударившись лицом в рыжий затоптанный снег. Пение еще дрожало где-то в последних рядах, когда толпа взвыла бешеной ненавистью и колыхнулась назад:
— Так нет у нас царя больше!
— Нас встречают свинцом…
— Солдаты, солдаты! — кричал кто, — то в тоске и отчаянии. — Солдаты!
Ванька пробовал подняться, но простреленный живот казался тяжестью неподъемной, он опирался на снег распухшими от холода руками, потом ткнулся вновь лицом в снег и не встал. Илья наклонился к нему поднять, схватил за плечо, поднял — икона была залита кровью, голова же Ваньки на болталась, как пришитая, и из слипавшихся от крови и снега пальцев Ильи Ванькино плечо выскользнуло, и бескостное тельце в бобриковом пиджачке распласталось на снегу.
Над головою Ильи еще раз ударили сотни гулких бичей, потом залпы стали падать пачками. Толпа суровой стеною без крика и стона отодвигалась назад.
Илья видел впереди себя спины и затылки. Он споткнулся о чужое тело, уперся руками в багровое пятно на снегу, чтобы встать, и, встав, вытянул руки свои, как чужие — на них пристыл кровяной снег. Илья встряхнул руками, тогда увидел впереди мчавшуюся в снежной пыли конницу и, спасаясь, побежал к тротуару через затоптанный снег, по которому грудой потерянного платья лежали стонущие люди.
Он бежал улицею, догоняя плотную стену спин, и видел, как отступавшая толпа все еще роняла на снег людей и жалась беспомощно к каменным стенам домов. По тротуарам двигались плотною лентою, снежная улица вдруг опустела. На вытоптанном во всю ширину Нарвского шоссе снегу лежали люди, валялись шапки и спавший с чьей-то ноги затоптанный валенок.