— Я спрашиваю, кто был алхимистом? Отец? — повторил свой вопрос уже более понятно драйтл в красном.
— А. Нет, мой прадед.
В классе некоторые дети начали шушукаться. А его собеседник вздохнул.
— Совсем времена плохие. Даже таких берут. Кто последний? — спросил он у детей.
Один из них поднял руку и драйтл за столом кивнул ему.
— Сорок два. — сказал мальчик, вставая со своего места.
— Садись. Значит, ты будешь Сорок Третьим. Это твое имя на ближайшие девять лет. Занимай место.
Старший заморгал. Потом быстро отнес сумку в угол комнаты, а когда возвращался, то взял из рук драйтла за столом книгу, которую тот ему протянул. Сорок Третий. Это что еще такое? Он был за два дня до имени, а теперь будет Сорок Третьим? Девять лет? Парня бросило в жар. Он неловко пробирался на свободное место в предпоследнем ряду. Он заметил, что здесь были одни мальчики. Оно и понятно, алхимисты — это сильные и храбрые мужчины.
— Меня зовут Барнабас. Я твой учитель. Твой и этой остальной своры. Ты хоть читать и писать умеешь? — поднял лохматые брови учитель.
Сорок Третий покачал головой.
— Оно и понятно. — он нахмурился и постучал пальцами по крышке стола. — Объясню тебе некоторые вещи, раз ты опоздал и не был с нами в тот момент, когда я читал хорошо подготовленную и одобренную полиоратом речь. И еще объясню тем, у кого уши растут из одного места, да, Двадцать Седьмой?
— Простите. — пискнул мальчик.
— Я разрешал тебе говорить? — удивленно вскинул бровь Барнабас.
Мальчик на этот раз не ответил. Сорок Третий сглотнул. Ничего, Древен его предупреждал, что будет трудно.
— Я — учитель. Мое слово — закон. Если ты меня ослушаешься, я могу наказать тебя так, как сочту нужным. Вплоть до того, что выгоню тебя под зад из полиота. Ясно? Под зад. — акцентировал Барнабас. — Твой внутренний номер Сорок Три. Теперь тебя будут так называть твои одногруппники, я, мать, отец. Если ты их увидишь до того, как получишь имя. Для всех остальных в полиоте ты Одиннадцать Сорок Три. Понял? Одиннадцать — это две единицы. Первое здание, первый этаж. Это значит, что ты обучаешься первый год. На второй год ты перейдешь на второй этаж. Потом на третий и уже затем в здание номер два. И называть тебя будут Одиннадцать Сорок Три, Двенадцать Сорок Три, Тринадцать Сорок Три… Уяснил? Теперь о том, что мы будем делать, пока полиорат не признает тебя негодным. Как и Двадцать Седьмого. Некоторые из вас не умеют читать и писать. Поэтому два месяца я буду вас этому учить. Если ты за это время не научишься всему, что я буду рассказывать и показывать, то твои маменька и папенька очень скоро смогут утирать твои слезки лично. Я понятно объясняю?
Сорок Третий закивал.
— Вопросы есть?
— Да. А когда мы будем учиться, как убить Творящих?
Весь класс засмеялся. Барнабас сначала нахмурился и даже думал ударить кулаком по столу. Но затем его лицо прояснилось и подобие улыбки тронуло его губы.
— А ты еще тот балагур. Я за тобой буду наблюдать. Будешь разлагать дисциплину — под зад. Понял?
Сорок Третий кивнул. Хотя ему была не понятна реакция его одногруппников на его слова. Что он такого спросил? Отец чуть ли не каждый день говорил, что они вынуждены так тяжело работать только от того, что эти проклятые Творящие, победи их Свод, загнали весь народ в эти болота. Нет ничего хуже во всем мире, чем смрад, который исходит от этих, забери их Единство, Творящих. Ладно, он потом с этим разберется. Сейчас ему нужно учиться. И зачем он задал такой вопрос? Дураку же понятно, что на первом году обучения такому не учат. Только когда он станет старше, тогда и постигнет все аспекты такой науки.
За длинным столом на длинной лавке он просидел еще час. Сосед слева сидел молча. Как и вся группа. Отец у него не умел читать, как и мать. Поэтому грамоты его никто не учил. Но, в чтении не было ничего сложного. Надо было только запомнить, как выглядит каждая буква. И как она звучит. Ничего сложного. Дело только в памяти. Сорок Третий вспомнил, как однажды они сидели на рыночной площади с отцом. Мимо проходил прохожий и Сорок Третий спросил у него, как ему понравились яблоки, что он купил у них в прошлом году. Даже отец тогда удивился. И признал, что у него очень хорошая память. Конечно, не сразу. Всю дорогу домой отец задавал ему всякие каверзные вопросы, но все же смирился с тем, что память у мальчика цепкая.
На перерыве учитель повел всех в столовую. Она была тут же в этом корпусе на первом этаже. Каждому ученику была выдана деревянная тонкая доска, на которую он и ставил себе еду. Ели в тишине. Как понял Сорок Третий, разговаривать здесь было запрещено. И время для приема пищи оказалось ограниченным. Поэтому он расстроился, когда пришлось относить миски с недоеденной картошкой и какой-то сладкой кашей. Следующий раз надо наминать за обе щеки. В классе все сели на те же места, что и прежде. Еще два часа с перерывом на десять минут было потрачено на заучивание букв. К концу дня Сорок Третий помнил все буквы на вид, а также то, как они звучат. После занятий все были направлены в свои комнаты выполнять домашнее задание. Сорок третий спросил у учителя, где его комната. Тот провел его по коридору и показал дверь. Он и вправду думал, что у каждого будет своя комната. Ну или одна на несколько человек. Но то, что он увидел, совсем его не обрадовало. Внутри было не очень просторно. Длинная и не широкая комната. Вдоль одной стены стояли трехъярусные кровати. Они были плотно составлены между собой без единого просвета. Напротив каждой кровати, у противоположной стены, стояла тумба с тремя ящиками. А на стене висела доска. Очень длинная. Через всю комнату. Шириной в локоть или больше.