Он меня не слышит.
— Я не знаю! Мама не рассказывала, что снова встречается с твоим отцом. Я узнала об этом, когда мы в ресторане с тобой столкнулись.
— Издеваешься? Он месяц назад оплатил твой летний отдых.
— Я его об этом не просила. Даже не знала.
Что?
Месяц?
— Тебе и не надо было просить лично его. Достаточно передать просьбу через свою мать.
Он не знает меня и не знает, какие у нас с мамой отношения. Его обвинения злят до хрипоты. Поэтому мне хочется отомстить. Если его так сильно беспокоит то, что я просунула руку в кошелек его семьи, то пусть его разорвет от злости.
Хватит реветь, пришло время отбиваться.
— Так все и было! — придя в себя, говорю вслух то, что от меня хотят услышать. — Я все через маму провернула и еще попросила, чтобы она и за подругу мою замолвила словечко. Твой папа же такой душка, не смог отказать. Круто, да? Потом хочу машину попросить. И квартиру. Обязательно нужна квартира. Когда мы с мамой оставим вас без денег, нужно же будет иметь свой уголок. Правильно же? Ну, теперь ты доволен?
Вместо того чтобы радоваться, Покровский сильнее сжимает руль.
— Чем я должен быть доволен?
— Тебе же хотелось именно эти слова услышать. Ты их услышал? Что дальше?
Отвернувшись от парня, я снова оглядываюсь по сторонам. Черт возьми, где мы? Этот район выглядел так, будто его веками проклинали.
— Дальше? Дальше я хочу услышать правду.
— Ты ее уже слышал и не поверил. Но я повторю: не ты один хочешь, чтобы этот брак не состоялся. Веришь или нет, но меня пугает сама мысль о том, чтобы снова стать частью вашей семьи. Быть твоей сводной сестрой — самое худшее, что случалось со мной за всю жизнь.
Наконец машина останавливается напротив какого-то развалившегося продуктового магазина, и я не могу понять, радуюсь ли я, что мы перестали ехать, или меня это до чертиков пугает.
— Не пытайся выловить меня за пределами универа.
— Тогда уезжай из города. Я не собираюсь сидеть дома только потому, что, если мы когда-нибудь столкнемся, ты откусишь мне голову, думая, что я специально тебя выслеживала.
Покровский морщится.
— Я вообще о тебе не думаю.
— Тогда какого черта ты ко мне цепляешься? Какого черта называешь мое имя при всех? Какого черта сажаешь в свою машину? Отстань от меня. Больше не подходи! Мне и так теперь придется отбиваться от идиоток, которые на тебя глаз положили. Горская только с тобой будет беззубой милашкой, меня же она…
— Да плевать мне на твою Горскую.
Она не моя.
Но меня обрадовало то, что Покровскому на нее плевать.
— Ей на тебя не плевать, поэтому держи ее подальше от меня. Понял? Иначе я и правда поддержу маму, чтобы она поскорее стала твоей мачехой. Если не хочешь, чтобы у тебя опять появилась сводная сестренка, придется сделать то, о чем я прошу.
Я вру, никогда в жизни я не захочу, чтобы мама втягивала меня в свои интрижки, но мне было необходимо хоть что-то сказать, чтобы Демид воспринял мои слова всерьез.
— Тебе пора! — сквозь зубы выдавливает он.
От удивления открываю и закрываю рот.
— Ты серьезно? Я даже не знаю, где мы.
— Выходи! Впереди автобус. На нем и уедешь.
Он не шутит.
— Ты — идиот!
Парень наклоняется и отстегивает ремень безопасности.
— А ты никогда не была моей сестрой. И никогда не будешь!
Не успеваю осмыслить, как уже оказываюсь на улице, крепко держа сумку в руках. Через секунду иномарка срывается с места.
Глава 4
Все следующее утро я трачу на то, что пытаюсь дозвониться до мамы, которая не спешит отвечать на мои звонки. Суббота. Двенадцать дня. Она или еще спит, или же намеренно меня игнорирует, догадываясь, о чем я хочу поговорить. А это значит, что вся та злость, с которой я вчера вернулась домой и которая не давала мне уснуть, остается во мне. Бросив телефон в сторону, пытаюсь переключиться на уборку комнаты, но меня хватает лишь на то, чтобы поднять сумку с пола и бросить ее на стул, потом я опять вспоминаю вчерашний день, и пальцы сжимаются в кулак.
Меня разрывало на части.
И две эти части воевали между собой. Одна кричала о том, что Покровского надо отправить в ад к его дружкам, ведь за то, что он сделал, должен ответить, но другая спокойно рассуждала, говоря, что Демид и его поступки не стоят того, чтобы доводить себя до нервного срыва. Тем более понятно же, что он не остановится, а у меня нет оружия, чтобы с ним бороться. За исключением одного — полный игнор.
В моих силах только игнорировать парня и всех тех, кто захочет поиздеваться надо мной.
И это умозаключение злило меня еще сильнее. Я поклялась самой себе, что больше никто не сможет меня обидеть. Обещала до последнего защищаться, а получается, что мне придется съесть все свои клятвы и обещания.