В «Катехизисе», наставлении сионистском, четко написано, какой должна быть национальная политика. Четко написано, что на любую вакансию, какая появляется, не бери русских, бери евреев, не получается — бери нацмена, но не бери русских. Вы это не видели. Я, сидя у руля политики кадровой, это видел.
Только у меня в крае появлялась вакансия, мне (а Политбюро уже было захвачено ими, правительство тоже) звонок: Николай Игнатович, мы вам рекомендуем взять вот этого. Откуда я его не прокручу, опять не русский. Это надо было видеть. Но русские не умели отличать и не видели. Потому что слишком закамуфлировано было. Это были люди с русскими фамилиями. Это тактика была — становиться русскими. Тактика внедрения в русские семьи. Когда еврейка, которая подвержена этому гнусному политическому течению, подбивалась к молодому парню, они уже хорошо знали: а дети будут наши и что никогда уже эти люди не выступят против гнусной сионистской политики. Так годами, десятилетиями накапливалось зло, сеялось непонимание в сознании русских: что с нами происходит?
И после смерти Ленина элементарно сработал «Катехизис». Взяли нацмена Сталина. И здесь они ошиблись. Ошиблись потому, что можно сурово судить Сталина, но пройдет время, улягутся страсти, пена слетит, и только тогда мы поймем, что более русского, чем Сталин, едва ли можно кого найти. Почему? Да все очень просто. Тридцать лет возле золота России просидел и пальцем не дотронулся. А сегодня? Сына Якова на генерала Паулюса не сменял, ему предлагали. Не сменял, чтобы поверили русские: не только ваши погибают сыновья и мой тоже погибает. Ради веры народа не сделал этого. И сына своего воевать отправил. И умер, кроме шинели и мундира, и валенок, подшитых собственноручно, никто не нашел ничего ни в швейцарском, ни в английском банке. И у детей никто не нашел ни копейки. А сегодня?
И это была их ошибка, он их перенуздал. Светлана, дочь, писала в своих сочинениях: Сталин хорошо знал сионизм и вел с ним борьбу.
Жестокую борьбу. Человек он был суровый. Помните, Троцкий, Каменев, Зиновьев…
Если посмотрите «цепочку» (я лишь схематически скажу дальше), Тухачевские, якиры, фельдманы, уборевичи и так далее, те, как нам говорит телевидение, знаменитые генералы, — опять никого русских среди них. Дело врачей-вредителей — опять никого русских. После смерти Сталина (вы этого не могли видеть), но с приходом Брежнева особенно (а он по корням — из них, жена — из них) началось засилье. Кадровая политика вершилась активно в их пользу. Госплан, Госснаб были захвачены, пресса была сдана им. Поэтому в 1991 году уже не сложно было начать события, как говорится, в час «икс».
Горбачев — это завербованный предатель, я ему открыто говорил. Та поездка к Тэтчер, и потом, и потом — все остальное, тайная встреча на Мальте, где сионистский орден ведущий, — все это было предательство нашего с вами Отечества. И не демократические преобразования начались в России. Россию начали сдавать, разрушая ее экономику. Россия, Советский Союз старый — это было мощное, экономически мощное государство с развитой промышленностью. Наши отцы и деды, предки наши с вами, последнюю рубаху снимали, чтобы запустить цеха и заводы. Ради чего? Ради того, чтобы лучше мы с вами жили. Мы сегодня остановили заводы и фабрики. Вы сами понимаете, они уже уничтожены. Ведь с приходом Горбачева не меняется станочный парк, не обновляется. Все разворовывается, растаскивается. Кадры покинули заводы и фабрики. Сегодня попробуйте на заводе имени Седина начать производство карусельных станков, тех мощных станков, которые он производил и экспортировал в шестьдесят стран мира. Это уже невозможное дело. Потому что кадры уже разбежались, молодые станочники не учились у старших — а таков закон жизни, таков закон диалектики — соблюдать те припуски точности в работе станков. То есть утрачен опыт. Уже сегодня мы не способны это делать…
Разрушен продовольственный сектор экономики. Вы видите, идет разрушение души. Я побывал более чем в тридцати странах мира. Я всегда внимательно (и ночью просыпаюсь) телевизор смотрю, мне все интересно знать, какова идеология там. И нигде такой мерзости и пошлости, как в России, я не видел. Самое страшное, что происходит, — у нас воруют наших детей, их души. Из вас по возрасту кто-то уже имеет детей, а кто-то завтра их будет иметь, и вы не можете, не имеете права быть безразличными к тому, что их ожидает, какова будет их судьба.