— Одинокой постели, — плотоядно ухмыльнулся он.
После его слов рассмеялась Элизабет.
— Кажется, теперь я легкая добыча, потому что лишилась девственности? — поддела она. — Мой муж ревнив и такой же великан, как наш король. Даже еще выше.
— Ты, конечно, знаешь, что я пожалел, когда позволил тебе уехать? — неожиданно спросил он.
— Пфф! Три года назад я, возможно, поверила бы столь романтической чепухе. Но теперь-то знаю: вы, шотландцы, страстно преданы своему долгу, и на первом месте у вас именно долг, а не женщины. Я соблазнила мужа вскоре после возвращения во Фрайарсгейт, но даже этого было недостаточно, чтобы удержать его рядом. Он считал, что прежде всего предан отцу.
— Ты его соблазнила? — ахнул Флинн.
— Да. Я чуть не влюбилась в тебя, но ты не тот человек, которого можно удержать во Фрайарсгейте, а такой мне не нужен.
Флинн понимающе кивнул:
— Но мы все равно друзья, Элизабет?
— Мы друзья, Флинн Стюарт, — заверила она. — И я по-прежнему считаю, что твой король должен дать тебе красивую и богатую жену, с которой можно жить долго и счастливо. Но кажется, ты более счастлив без жены, поскольку обожаешь двор и его интриги.
— Так и есть, — признался он.
— Леди, я нашла слуг старой герцогини и оставила мистрис Говард с ними, — сообщила запыхавшаяся Нэнси.
— В таком случае мы можем плыть в Болтон-Хаус, — объявила Элизабет.
Флинн помог женщинам спуститься в барку.
— Мы еще увидимся, — пообещал он.
— Обязательно, — согласилась Элизабет.
Они быстро добрались до причала Болтон-Хауса. В зале ее уже поджидала Филиппа. Сестры обнялись. Элизабет сбросила туфли, расшнуровала платье и уселась у огня.
— Как поживает Хью? — первым делом спросила Филиппа.
— Королева обожает его. Да почему бы и нет? Ангельское личико, медовый голос… Она очень добра к нему и даже отвела твоему сыну отдельный чуланчик, где он ночует.
— В таком случае с ним, возможно, все будет в порядке, — со вздохом заметила Филиппа.
— Королева не знала, кто он, сестрица. Она сказала, что выпросила его у короля за смазливое личико, даже не зная имени. Хью так очарователен, что завоевал ее сердце. Анна не из тех, кого можно одурачить. Твоему сыну очень повезло.
— Криспин хочет уехать завтра, — задумчиво обронила Филиппа. — Он не хочет больше оставаться при дворе, и, к моему удивлению, я тоже.
— А я постараюсь продержаться, — пообещала Элизабет. — Учитывая состояние королевы, двор вряд ли будет часто перебираться с места на место. Ребенок должен родиться в сентябре. После родов я сразу же вернусь домой.
Она встала.
— Я измучилась. Эту ночь спала на стуле у кровати королевы. А сегодня мне велели присматривать за ее младшей кузиной, Кэтрин Говард.
— До конца недели здесь будут устраиваться танцы, маскарады и турниры, так что, боюсь, ты будешь занята, — заметила Филиппа.
— Знаю, — ответила Элизабет, зевая. — Кровь Христова, как же я скучаю по Фрайарсгейту и своим сельским привычкам!
— И по мужу, — лукаво подсказала Филиппа.
— И по мужу, — ухмыльнулась Элизабет. — Пора маленькому Тому иметь брата или сестричку.
Она снова зевнула.
— Доброй ночи, Филиппа. Пожалуйста, не уезжай, не попрощавшись со мной.
Поцеловав сестру, она поднялась к себе.
Граф и графиня Уиттон уехали ранним утром. Элизабет провожала из взглядом, мечтая отправиться в путь вместе с ними. Но ей придется провести здесь целое лето. Целое лето вдали от Фрайарсгейта! Вдали от Бэна и Тома.
Ей так хотелось отправиться домой, а не на турнир, что она села на кровать и заплакала. Не нужны ей пиры и маскарады! Она здесь чужая. Она не знатная леди, а обыкновенная Элизабет Хей, хозяйка Фрайарсгейта. И ей не место при дворе!
Наконец она перестала жалеть себя, позвала Нэнси, и они в который раз стали готовиться к новому дню.
Летние месяцы тянулись бесконечно. Многие придворные вернулись в свои поместья. Сначала королева сопровождала мужа в беспрестанных переездах, но они не удалялись далеко от Лондона. Только ненадолго отправлялись в Эссекс и Суррей. В основном они жили в Гринвиче, откуда король на несколько дней уезжал на охоту.
Обычай требовал, чтобы за месяц до родов королева удалилась в свои покои, где ей служили только женщины. Анна предпочла рожать в Гринвиче, и для Элизабет было большим облегчением, когда они поселились в прекрасном дворце у реки.
В отсутствие королевы ее покои были полностью переделаны. Теперь все было готово в соответствии с правилами родов королевы, установленных бабушкой короля Маргарет Бофор. Стены и окна, за исключением одного, были закрыты богатыми шпалерами. В покои допускались только женщины. Анна была вынуждена оставаться в полутемных комнатах в ожидании знаменательного события. Ни днем, ни ночью она не отпускала от себя Элизабет и Хью, ставшего ее любимым пажом. Он также стал любимцем всех остальных дам, наслаждавшихся его сладостным голосом, красивым личиком и манерами.
При каждом удобном случае Элизабет ускользала в дом дядюшки. Вернувшись как-то днем в королевский дворец, она обнаружила, что королева в ярости и никто не может ее успокоить. Все боялись, что у нее будет выкидыш.
— Что случилось? — спросила Элизабет леди Маргарет Дуглас, племянницу короля.
— Кто-то сказал ей, что король спит с некоей придворной леди. Что его выезды на охоту — просто прикрытие любовных встреч, — прошептала леди Маргарет. — Вы ведь знаете, как она ревнива!
— Раны Христовы! — выругалась Элизабет. — Кто же ей сказал?!
До нее тоже доходили слухи, но она не обращала на них внимания. Многих мужей, избегавших жен в последние месяцы беременности, подозревали в любовных похождениях на стороне. Но король был очень осторожен, а если действительно встречался с другой, никто не знал ее имени, никто не видел их вместе.
— Мы не знаем, — ответила леди Маргарет.
— Вероятно, одна из присутствующих здесь женщин, — заметила Элизабет, оглядываясь вокруг.
Ее взгляд упал на Джейн Сеймур, которая спокойно шила в уголке, не обращая внимания на вопли королевы. У нее не было причин не любить Джейн, однако она терпеть ее не могла, считая, что эта девушка очень хитра и коварна.
— Я, пожалуй, пойду к ней, — решила Элизабет.
— О, пожалуйста! — с облегчением шепнула леди Маргарет. — Она любит вас и прислушивается к вашим советам.
Элизабет поспешила в спальню, где отчаянно рыдала Анна. Ее спутанные волосы висели, как поникшая трава. На полу валялись осколки посуды.
— Вы зря расстраиваетесь, ваше величество, — заговорила Элизабет, жестом приказывая остальным уйти.
— Ты знаешь, что он мне ответил? — всхлипывала она. — За ним послали, ты знаешь. Я сказала ему, что мне все известно! Сказала, что не потерплю его шлюху, особенно сейчас, когда ребенок вот-вот родится! Но он не попросил прощения и даже не успокоил меня! Наоборот, этим своим повелительным тоном заявил: "Вы должны на все закрыть глаза, мадам, и терпеть, как терпели до того те, кто по рождению куда вас благороднее! Вам необходимо знать: тот, кто поднял вас до столь невероятных высот, может так же легко низвергнуть вас в бездну!" О, Элизабет, он больше меня не любит!
И королева заплакала еще горше. Элизабет обняла ее за плечи.
— Он разоблачен и поэтому рассержен. Все лето он старался уберечь тебя от неприятностей. Ну конечно, он тебя любит. Перестань терзаться и подумай о ребенке, которого носишь.
— О, Элизабет, — вскричала королева, — ты никогда не должна меня покидать!
Элизабет поежилась, как от озноба. Никогда? Не дай Бог! Она уедет, как только ребенок благополучно родится, и уже поручила Нэнси складывать вещи, а также послала за людьми Фрайарсгейта, опасаясь, что ей откажут в королевском эскорте. Она вернется домой! К мужу. К сыну. К своей земле!
Седьмого сентября, в воскресенье, у Анны начались схватки. Она лежала на широкой кровати, приготовленной специально для родов, а вокруг суетились повитухи и врачи. Рядом сидела Элизабет, держа ее за руку. Крики роженицы доносились до ушей придворных, ожидавших в королевской приемной. Среди них сидела семнадцатилетняя Мария Тюдор, которую должен был сместить еще не родившийся брат. Может быть, потом, когда он родится, ей позволят увидеть мать. Позволят выйти замуж за кузена Филиппа, как хотела матушка. Филипп просто неотразим!